Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

Единственно, кто его донимал, это тетя Лиза. Не было дня, чтобы она не напомнила брату, как тяжело ей оборачиваться на рынке. Но и она высказывала свои претензии шепотом. Вслух же, при матери, все убеждали друг друга, что довольны едой, хотя питались впроголодь, и что главное для них — поскорее разделаться со строительством, тогда вся семья заживет припеваючи.

Теперь у Крамаренко всегда были при себе «свободные» деньги, и он, сам того не замечая, все чаще и чаще захаживал в ресторан то с Богданчиком, то с Волобуевым. А приходя домой навеселе, он с особенной живостью рисовал перед Катрей их привольную жизнь в собственном доме. Он и сам начал верить, что в конце концов построит для Катри этот дом. Но, приехав на участок, вдруг опомнился: ведь ни доски он пока себе не привез.

Унылый вид пустыря не на шутку его удручил. «Что-то надо предпринять, — соображал он в смятении, — ведь в конце-то концов меня спросят в семье, что к чему? Не рассказывать же им про Богданчика!»

— Можно копать? — спрашивает Захар.

— Давай, — хмуро командует Крамаренко и неохотно поплевывает на ладони.

— Эй! Начальство! — кричит ему длинноносый малый с нагруженной досками пятитонки. — Это чей шлак на дороге?

— А ты что? Объехать не можешь?

— Засыпь своим шлаком канаву, тогда, может, объеду, — отзывается из кабины шофер.

— Мотор сильный и из канавы тебя вытащит, — ввязывается в перебранку Захар.

— Не имели права здесь шлак насыпать! — кричит длинноносый. — Ваша земля возле канавы кончается. А это уж наша.

— Какая такая «ваша»? — и Зоя подбоченивается. — Купили вы, что ли, дорогу?

— Видели, какая дойная коровка? — обращается длинноносый к парням, что сидят с ним на досках. — Ей по молоку надо Америку обгонять, а она тут язык чешет.

— А ну газуй давай отсюда, пока цел, — замахивается на него лопатой Захар. И к Зое: — Застегни кофту, растяпа.

— Убери шлак, — выглянул из кабины шофер, — а то мы его живо по лужам раскидаем! Это дорога завода Артема, мы ее сами прокладывали.

— Подумаешь, завода Артема, — огрызается Крамаренко. — А у меня на этом заводе дочка. И зять. Ударник. Знатный человек.

— Папа! — хватает Женя отца за рукав. — При чем тут зять? Ну при чем?

— А кто твой зять? — наступает шофер. — Как его фамилия?

— Письменный! Из механического цеха. Что? Съел? — кричит Крамаренко. — Вот как скажу ему!

— Эй, Слива! Слышишь, Слива? Виталий строится! — кричит шофер длинноносому.

— Вот это да! — хохочет Слива. — А на меня шмелей напускал за то, что я участок беру… Вот это «Человек Будущего!» — И весело командует шоферу: — А черт с ними, объезжай!

Куда ни посмотришь, везде в комнате детские пеленки. Они мокнут в корыте, сушатся на спинках стульев, лежат аккуратной стопкой, чисто выстиранные и выглаженные, на столе рядом с Олесиными книгами и конспектами. Женя выглянула в окно и увидела, что и во дворе на веревке трепещут под ветром разноцветные фланелевые лоскутки.

Двухмесячная владелица этих веселых цветных одеяний спала в плетеной кроватке. На ее личике отражались покой и философское равнодушие к суете сует, которую она вызвала своим появлением в этом и без нее достаточно растревоженном мире.

— Я так рада, что вы назвали ее Катрусей, — сказала Женя, внимательно глядя на дочку Олеси и Сашка. — Хочется, чтобы она была счастливее моей мамы… Посмотри, Витася, какой высокий лобик.

— Она феноменально умна, — отрекомендовал дочку Сашко. В его тоне не было и следа иронии. Виталий не выдержал, засмеялся.

— Смейся, смейся, — обиделся Сашко, — сам увидишь, когда проснется. Ставлю ей, понимаешь, пластинку из «Лебединого озера» — тихо-тихо лежит и слушает. Хор Пятницкого — кричит, кантату местного композитора — засыпает. Не смей будить! — топнул он на Олесю и загородил собой кроватку. — Окончательно сошла с ума со своим графиком… Выспится хорошо, тогда пусть обедает.

— Что такое — прекрасное? — вдруг спросила у Виталия Женя.

— В связи с чем семинар по эстетике? Все, что дает нам эстетическое наслаждение.

— А это? — показала Олеся на развешанные пеленки. — Можно ли сей бедлам отнести к категории эстетического наслаждения?

— Только при одном условии: если к ансамблю прибавить виновницу бедлама.

— Я никогда не представляла себе, — сказала Женя задумчиво, — что такой сумасшедший беспорядок может быть настолько прекрасным.

Виталий нежно посмотрел на Женю и прочитал ее любимый сонет:

Дома у них сидели незваные гости. За столом, накрытым старой клеенкой, Дима и Аллочка вели с тетей Лизой вынужденную беседу: кроме тетки, в квартире никого не было.

— Поздравьте их, — сказала тетя Лиза. — Они поженились.

— Вот как? — удивилась Женя. — Поздравляю… Давно?

— В воскресенье три месяца, — сообщил Дима довольно хмуро.

— А пролетели они как один день, — неестественно засмеялась Аллочка.

— Очень приятно, — пробормотал Виталий. Он не понимал, какого дьявола они явились сюда.

«Быстро же он меня забыл», — подумала обиженно Женя. Она до сих пор почему-то считала, что Дима долго будет тосковать.

— Между прочим, я с твоим супругом еще не знакома, — сказала Аллочка. И, пожимая руку Виталия, мысленно оценила: «Красив. И кто бы мог подумать? В школе ни один мальчишка не обращал на нее внимания».

— Хотели было пригласить вас на свадьбу, — оказала Аллочка, — только Димина мама решила, что неудобно… А по-моему, это предрассудки. Мы счастливы, да и вы тоже, по всей вероятности. Почему бы нам и не поддерживать добрые отношения? Ведь так мало знакомых, с которыми можно было бы найти духовный контакт.

— Не так уж мало, — сухо возразил Виталий.

— А где твой инструмент? — спросила Аллочка Женю, бросив взгляд в ту сторону, где стояло раньше пианино (его продали месяц назад, когда отец сказал, что надо выкупить шлакоблоки на окладе).

— В ремонте, — покраснела Женя. Она никак не могла привыкнуть к этой лжи. Но Крамаренко требовал строжайше скрывать продажу вещей. Не только мать, даже соседи не должны были знать об этом.

Крамаренко с бессмысленным упрямством оберегал «престиж семьи», на каждом шагу доказывал, что строительство почти не отражается на их бюджете.

Тетя Лиза недавно на рынке чуть не расплакалась от стыда — выбирала кусочек свинины подешевле, а въедливая соседка возьми и спроси: «Что это вы прибедняетесь? Омелян Свиридович вчера сказал моему, что привез из Зеленограда двух гусей и боится, как бы не пропали — места в холодильнике нет».

Виталий тоже еле удержался, чтобы не устроить тестю скандал, — Крамаренко начал болтать соседям, будто Виталий каждый месяц получает какие-то фантастические премиальные, на них, мол, собственно, и строится дом.