Магдалина Дальцева - Хорошие знакомые

Деньги были нужны всегда. В январе подвернулся хороший чешский костюм, в феврале — хоронили тетку, одинокую старуху, в марте — отдавали долг сестре. Тогда все было просто — Шура знала о расходах, сама выкручивалась, сама перезанимала, бегала в ломбард. Теперь долг Леньке Самохину, фронтовому другу, — полтораста и по мелочам пятьдесят наберется. А куда, собственно, шли деньги? Загородные поездки на такси, рестораны, рубашку нейлоновую купил, — надо иметь приличный вид, если ходишь с женщиной, на которую засматриваются. Никогда ей ничего не дарил, — куда там… Только раз прислал без записки корзину цветов на день рождения. Мировую корзину. За тридцатку. А с чего он, собственно, взял, что Нина поедет? Мужа она боится, хочет участвовать в первенстве, чтобы доказать ему, что школа дело серьезное, руки себе развязать… Ладно. Все это должен решить темп — бешеная езда, мотель на Минке, и неужели же не хватит темперамента убедить, увлечь, потащить за собой. Только бы деньги, только бы никто не узнал про игру. К кассе он, конечно, не подойдет. Все сделает Марк Блиох, старый школьный товарищ, беговик, лопоухий неудачник, самый порядочный человек на свете, если не считать Борьку Новикова…

Троллейбус остановился прямо у дома Гаврикова, и, оттягивая тягостную минуту, Аргунихин пренебрег лифтом и пошел на пятый этаж пешком.

Дверь открыла высокая, казавшаяся еще выше от толстой косы, уложенной на темени, плечистая женщина в блестящем халате. В доме все блестело. Стекла, паркетные полы, машинные ковры с атласистым ворсом на стенах, китайские покрывала на кроватях, лак на мебели и зеленая пижама хозяина.

Похоже было, что Гавриков искренне обрадовался приходу Аргунихина. Пожимая ему руку, приговаривал:

— Вот это кстати! Мы с Катюшей думаем — субботний вечерок… На дачу — по радио обещали дождь, в кино — обратно суббота, — при этом другой рукой он запихивал в ящик письменного стола какие-то бумаги.

Поймав взгляд Аргунихина, сказал:

— Жалко, что ты не футболист. Посоветовались бы. Я тут один списочек составляю. Состав команды для зарубежной поездки. — И он глубоко задвинул ящик.

Круглолицый, с маленьким ртом и высоко вскинутыми короткими бровями, он казался простоватее, чем был на самом деле.

Несмотря на такое радушие, Аргунихин счел долгом объяснить свое посещение.

— Извини, что без звонка. Был в ваших краях, не застал приятеля. Субботний вечер…

— А зачем нам звонки? Импровизация всего лучше…

Он вышел из-за стола и, хлопая шлепанцами, надетыми на босу ногу, отправился на кухню совещаться с женой. Аргунихин услышал, как она сказала: «Интересный мужчина», напирая на ж и на ч, как наждаком по железу.

— Вы там не хлопочите, — сказал он, когда зампред вернулся в комнату, — я на минуточку, по делу.

— На минуточку в Черемушки не ездят. Субботний вечер…

Видно было, что Гавриков просто счастлив, что субботний вечер не пройдет впустую и будет как-никак отмечен. Аргунихин решил не откладывать неприятный разговор.

— Не застал, понимаешь, приятеля, а завтра тетку отправлять на дачу. Срочно нужно двадцать пять рублей до понедельника.

— На два дня? О чем разговор. — Гавриков достал из ящика сиреневую бумажку. — Что же вы старушку в августе надумали отправлять? Говорят, начнется полоса дождей.

— Представился случай, — вдохновенно врал Аргунихин, пряча деньги в карман пиджака, — времянка с верандой по Северной, знакомые уезжают на юг. Шура забила тревогу — переезжать только в выходной…

— Виктор, открой огурчики, — повелительно сказала Катюша, заглядывая в комнату.

Гавриков с готовностью ринулся в кухню, а статная Катюша посчитала нужным занять разговором гостя.

— Виктор сказал, что у вас скоро начнутся соревнования? — спросила она, присаживаясь на край кровати.

— В конце августа. Обязательно приходите, — Аргунихин сверкнул зубами в привычно любезной улыбке.

— И жена ваша будет участвовать?

— Едва ли. Мы записываем лучших.

— А она худшая? — кокетливо спросила Катюша.

— Средняя.

За столом Гавриков не умолкал. Он сделал обстоятельную характеристику футбольных команд «Прометея» первой и второй группы, с упоминанием анекдотов из личной жизни футболистов и описанием лучших игр начиная с сорок девятого года. Аргунихин тактично маскировал малую осведомленность глубокой заинтересованностью. Катюша быстро захмелела от перцовки, разрумянилась, подперла щеку рукой и, заскучав от надоевших разговоров, решительно заявила:

— Хирургия для меня все.

— Вы врач? — вежливо поинтересовался Аргунихин.

— Нет. Но это все равно.

Аргунихин туповато улыбался, поскольку в хирургии разбирался еще хуже, чем в футболе, а Катюша, упорно не желая менять тему, допрашивала его:

— Вы покойного Юдина знали?

— Нет, — честно признался Аргунихин. — А что?

— Спас мою сестру, — торжествующе сказала Катюша. — От перитонита.

Сочувственно покачав головой, Аргунихин подлил ей перцовки и подвинул салат.

— Видишь? — кивнула она мужу.

— Что? — не понял Гавриков.

— Воспитание. — Она застенчиво улыбнулась Аргунихину, играя ямочками на розовых щеках. — Когда мы с Виктором еще не знали друг друга, у меня был… один. Тоже человек общества. Без сардин за стол не садился.

— Вспомнила бабушка девичьи посиделки, — беззлобно отозвался Гавриков и обнял Аргунихина. — Эх, был бы ты футболистом. Если бы ты был футболистом…

Многолетняя службистская школа не позволила ему даже в подпитии сказать, что было бы, если бы Аргунихин был футболистом.

Аргунихин не мог понять, отчего хозяев так развезло. На столе стояли пол-литра перцовки и недопитый графинчик водки. Сам он был сейчас совершенно трезв и удивительно спокоен. Сиреневая бумажка лежала у него в кармане, и никто тут не мог догадаться, зачем она ему нужна. По привычке закреплять успех и играть на своем обаянии, он поднял рюмку и сказал:

— За здоровье хозяйки и… за хирургию.

И тут же испугался, что получилась скабрезность. Хирургия у него почему-то всегда связывалась с гинекологией. Но все сошло как нельзя лучше. Катюша благодарно улыбнулась, а Гавриков, с силой упершись обеими руками в стол, будто хотел проломить им стену, запел:

— Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно!

Отчаянная шла в шестом заезде, но Аргунихин пришел к началу бегов. Хотелось пораньше встретиться с Блиохом, сообразить, как поставить пятнадцать билетов на темную лошадь, не привлекая внимания кассирш и публики. А больше всего хотелось поскорее ускользнуть из дому. Неизвестно, как собирается Шурочка провести воскресный день. Лучше обойтись без препирательств.

Блиоха не было видно ни на трибунах, ни в кассовых залах. Аргунихин стал в очередь к буфету. Отсюда видна лестница, по которой должен пройти Блиох, если его и в самом деле нет еще на ипподроме. Зазвонил колокол, призывающий лошадей на старт, очередь поредела, а когда раздался тонкий звоночек — знак, что лошади пущены, и публика толпой повалила на трибуны, Аргунихин остался у стойки в одиночестве, дожевывая черствый слоеный пирожок. Запоздавшие торопливо проходили с лестницы через зал, но Блиох не появлялся.