Владимир Ерёменко - Поколение

Развалилась семья. И началось это с тех пор, как уехал из дома Стась. Выпало одно звено, распалась цепь. Значит, звено было главное. Стась ведь умница и может понять все…

Маша бродила по квартире, и эти горькие мысли обступили и смяли ее. Ей нужна была какая-то работа, и она, взяв тряпку, вытирала пыль на мебели, подоконниках, протирала вазы, статуэтки, кувшины, раковины-пепельницы… Она еще вчера убрала комнату Стася, но все заглядывала туда и все терла и терла тряпкой, прихорашивала шеренги его любимых книг на полках и посматривала на часы: скоро должны приехать ее «мужики». Скоро…

Она нетерпеливо выскакивала на балкон и смотрела вниз: не подъехали ли? Уже начала волноваться — почему задерживаются? — а потом успокоила себя: если самолет опаздывает, то греха большого нет, отец с Димкой подольше наедине побудут, поговорят… А то ведь в одном доме, а словом перемолвиться не находят времени. Когда уезжали в аэропорт, она шепнула мужу: «Ты поговори с Димкой. Поговори…» Михаил согласно кивнул, возражать не стал, понимает, что парню надо помочь выбраться из ямы, в которую сам же залез.

«Пить вроде перестал, — думала Маша, — так теперь новая беда: вцепился в эту разведенную медичку. Неужели не видит? Ведь не пара же, не пара… А как сказала: разуй глаза — хлопнул дверью и в общежитие перебрался, три дня пропадал».

Свои дети, а ничего нельзя сказать, вспыхивают, как порох. Пусть теперь отец и старший брат наставляют его на путь. Она устала…

Маша уже приготовила праздничный стол в гостиной, достала из холодильника напитки, а гости не ехали, и ее мысли метались от сыновей к мужу и от мужа к сыновьям; она не думала о себе, потому что ее жизнь была в них, в Стасе, Димке, Михаиле, которым нужны были и ее доброе слово и ее женский догляд.

Она ходила по квартире и все посматривала с балкона. Уже начала охватывать тревога: не случилось ли что с машиной? Самолет прилетел вовремя. Она звонила. Что же там приключилось? И вдруг все в ней похолодело, руки стали как деревянные. Присела на диван, затихла в страхе. Как же изменчиво людское счастье и как непрочна сама человеческая жизнь! Еще час назад, когда выпроводила мужа и сына встречать дорогих гостей, она была счастлива и уверена во всем, а теперь только тревога и страх, страх и тревога и ничего другого…

Это нервы. Нельзя так распускать себя. Ну что может случиться с ее «мужиками»? Наверное, багаж ждут или машина в дороге сломалась, а позвонить неоткуда… «Ничего страшного», — уговаривала себя Маша, а сама не могла успокоиться. И холодил ее непонятный страх, от которого заходилось сердце. Вот до чего она себя довела. Вот…

Наконец у подъезда взревела машине и захлопали дверцы. Она выбежала на балкон. У раскрытого багажника «Волги» стояли Стась и Димка, высокие, прямые, хохочущие. Муж и Вита отошли в тень и тоже смеялись.

— Господи! — всплеснула она руками, и ее стали сотрясать беззвучные рыдания. — Господи… да неужели так можно с человеком?

Ведь она еще живая, а они забыли о ней, будто ее уже нету. Где пропадали? Почему никто не вспомнил, что она ждет их… Стоят, смеются, а она здесь сходит с ума…

Через четверть часа семья сидела за столом, и Маша, успокоенная, начала рассказывать, как ждала их, как волновалась и даже плакала. Хотела рассказать посмешнее, подшучивая над собою и не щадя себя, как было заведено в их семье, вышло грустно, жалостливо, невольно опять подступили слезы, и сыновья недоуменно посмотрели на нее, а Вита так и вовсе не поняла, даже спросила: «Чего же было волноваться? Ведь узнали, что самолет прилетел, значит, приедем!»

Только Буров-старший понял ее тревоги и страхи, лицо его стало участливо-виноватым. Он сказал: «Я же говорил», — и осуждающе посмотрел сначала на Димку, а потом, чуть смягчившись, но все же с упреком и строгостью на Стася.

Маше захотелось исправить неприятное впечатление, какое она, по всей видимости, произвела своими неожиданными слезами на Стася и особенно на Виту, и она попросила мужа налить рюмки. Подняв свою, сказала:

— Дети мои, я хочу выпить за лад в семье. У Стася уже своя семья, а у Димы будет… Но не забывайте и нашу семью. Не забывайте…

Стась поднялся и, подойдя к матери, поцеловал ее. За ним подошла Вита. Она сделала свой смешной книксен и тоже поцеловала свекровь. Димка встал неохотно, лицо его выражало скучную покорность: «Раз надо, подойду, но все это глупость…» Он остановился перед матерью, склонив голову, и Маша, поцеловав его в лоб, нарочито сердито оттолкнула от себя:

— Вот заведешь своих детей, тогда поймешь, что это такое.

Напряжение за столом вдруг спало, будто эти слова Маши развязали невидимый душивший всех тугой узел. Заговорили все сразу — свободно, непринужденно, как бывает, когда вдруг выясняется, что недоразумение разрешилось. Маша начала расспрашивать Виту, как они собираются провести отпуск, а та, загадочно поглядывая на Стася, пожимала плечами.

— Да как? Вот все еще решаем…

— Может, у нас поживете? — с надеждой предложила Маша. — И на даче хорошо, и тут квартира. У вас ведь своя комната…

— Скучища на твоей даче их на третий день сожрет, — вмешался Димка. — После Москвы-то наша Чухлома…

— Не язви, Дима, — хитро улыбнулась Вита. — Знаешь, возьму и поселюсь в вашем городе. Мне он нравится…

— Вот бы славно! — радостно всплеснула руками Маша. — Право, славно…

Стась нахмурил лоб, помрачнел, будто его пытались уличить в чем-то дурном.

— Мы бы с удовольствием, мама… — И, оборвав фразу, еще больше помрачнел.

— В вашем городе, Мария Павловна, нет любимых космических лучей Стася… — Вита вновь посмотрела на Стася тем же испытующим, загадочным взглядом и шутливо добавила: — Как нет их и в Москве…

— Лучи эти есть везде, — принимая шутливый тон Виты, заступился за старшего сына отец. — Да не везде к ним подступишься. — Буров вопрошающе глянул на жену и уже серьезно продолжил: — Нет, мать. Все равно не удержишь под крылом… Слишком большие выросли.

— Специальность у него, маманя, такая, — опять вмешался Димка, но теперь в его голосе послышался вызов. Мать осуждающе взглянула на сына, а тот задиристо повысил голос: — Его ждут там великие дела, как Наполеона.

— Почему Наполеона? — примиряя братьев, улыбнулась Вита.

— Того камердинер будил по утрам: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела».

— Димка у нас большой шутник, — беззлобно заметил Стась и, обращаясь к матери и отцу, добавил: — Поживем, конечно. Чего же не пожить дома!.. Да вот Вита еще не все свои дела в Москве решила, придется туда возвращаться.

— Смотрите, ребята, — с тем же участием заговорил отец. — Как для вас лучше, так и поступайте. Нам только тогда хорошо, когда у вас все нормально. Ведь так, мать? — И он повернулся к жене. Та, будто очнувшись от своих мыслей, согласно закивала головой и тут же подтвердила: