Владимир Ерёменко - Поколение

— Вот еще ребята и рыбки ссудили. — Взяв в руки кружку, Димка одним выдохом сдунул с нее пену и так же наигранно, на большом вдохе, осушил кружку до дна.

Вита растерянно улыбнулась, точно ее принудили быть свидетелем чего-то оскорбительного.

Димка, переведя дыхание, засуетился:

— Вы давайте! Вот рыбка, вот колбаска… Та самая, про которую говорят, что она самая лучшая рыба, — Димка угодливо и даже заискивающе посмотрел сначала на брата, а потом на невестку и тоном развязного весельчака-балагура спросил: — А знаете, какая самая лучшая колбаса в наше время? — И после паузы добавил: — Самая лучшая колбаса — это чулок с деньгами. — Сделав несколько жадных глотков из другой кружки, он блаженно прикрыл веки…

Стась еле сдерживал себя. Вита испуганно смотрела на братьев, ожидая скандала.

Как только Димка открыл глаза, Стась наотмашь ударил его по лицу. Голова Димки дернулась, из кружки выплеснулся остаток пива.

— Не смей! — Вита бросилась к мужу. — Не смей!

Стась, теснимый Витой, отступил на шаг и опустил вновь занесенную руку. От ларька бежали трое парней. Димка, вытирая ладонью кровь с разбитой губы, шагнул им навстречу.

— Поворачивайте назад, — поднял он руки. — Тут свои…

Парни молча приостановились и вернулись к ларьку, а Димка, не взглянув на брата, бросил:

— Пошли от греха…

Лицо у Димки точно закаменело. Он прикладывал ладонь к разбитой губе и, как-то неестественно выпрямившись, шагал быстро и сосредоточенно.

Через парк прошли, не проронив ни слова, а когда оказались у троллейбусной остановки, Димка, повернувшись к Вите, сказал:

— Ты не переживай. У нас, Буровых, это в порядке вещей. — И он вопрошающе посмотрел на брата, будто ожидал от него подтверждения своих слов. — И ты тоже, Стась… Врезал за дело. — Он опять притронулся ладонью к припухшей губе. — Заживет…

Помолчали, чувствуя тягостную неловкость, но, когда Стась, словно извиняясь начал: «Ты пойми меня», — Димка резко прервал его:

— Выкинь из головы! Все правильно… Так и положено.

— Тогда едемте домой, мальчики, — обрадованно сказала Вита. — Там нас заждались.

— Нет, — покачал головою Димка. — Вы езжайте. Скажите что все о’кей. Завтра выхожу на работу… Матери передайте: зайду к ней в лабораторию. Мы работаем в сборочном.

— А сейчас туда? — спросил Стась.

— Поеду к Римме. — Улыбнувшись, Димка добавил: — Завтра опять трудовые будни… Надо выспаться.

Он повернулся и быстро зашагал в глубь липовой аллеи. Стась в нерешительности постоял и рванулся вслед за братом. Догнал он его у самой троллейбусной остановки. Вита видела, как они отошли в сторону и стали говорить. Сначала спокойно, а потом возбужденно. Был момент, когда она хотела броситься к братьям, ей показалось, что вот-вот вспыхнет новый скандал, но все обошлось: у кого-то хватило благоразумия.

Вита и не пыталась расслышать их разговор: они были далеко. Она старалась определить, о чем говорят братья. Впрочем, как она видела, больше говорил Стась, а Димка или молчал, или коротко кивал головой. Но вот заговорил и он, и Стась миролюбиво положил брату левую руку на плечо, а правой сжал кисть Димкиной руки.

У Виты отлегло от сердца. Братья заключали мир — так она расценила эту сцену. Она не видела лица Стася: он стоял к ней спиной, а Димкино, обращенное к ней, было сумрачно, и вся его фигура казалась вялой, поникшей, так не похожей на статную, энергичную фигуру брата. Он расслабленно держал руку Стася и что-то говорил. «Видно, обещает, — грустно подумала Вита. — Обещал он уже много… только бы сдержал слово».

Стась вернулся и долго молчал, потом сказал — скорее для себя, чем для Виты:

— Если он Буров, то выпутается. И все будет в порядке… А если слюнтяй, если не Буров, то и жалеть не о чем.

Желваки на его лице напряглись, широкие брови сдвинулись к переносице, Вита испуганно затихла.

— Я тоже не хочу домой, — сказала она и направилась к парку.

Стась побрел за женой неохотно, с какой-то обреченной покорностью почти так же, как только что шел за братом, когда тот припустился к пивному ларьку. Присели на лавку под кроной громадины дуба. Стась, запрокинув голову, долго смотрел сквозь шатер его ветвей на высокое, стынущее в пронзительной голубизне небо, а потом в раздумье проговорил:

— Может, лечить его? А вдруг сам не выкарабкается?.. Сегодня же скажу матери и отцу. Все-таки надо что-то делать.

— Уже решил? — насмешливо спросила Вита. — Только у Димки забыл спросить. Согласится ли он?

— А чего ждать? — Стась раздраженно взглянул на жену, будто она во всем была виновата. — Скажи, если ты такая умная. Погибает парень, разве не видишь? — И он повернулся к ней, ожидая ответа.

— Я не знаю, что делать. Но если ты еще раз при мне дашь волю рукам, я тебе не жена.

— Это наше дело, и ты тут ничего не поймешь.

— И понимать не собираюсь! Сказала тебе и повторять больше не буду.

— Ладно, не пугай… Лучше в своей жизни разберись.

— Я разобралась уже.

Замолчали, но каждый готов был тут же взорваться. Стася злило непонятное упрямство Виты. Неужели она не видит, что Димку сейчас не защищать надо (хватит, дозащищались!), а спасать. Спасать, как на пожаре… Броситься в огонь, а не сюсюкать. Время уговоров прошло, нужны действия. Пусть и он поймет, что в жизни наступают такие моменты, когда за словами следуют поступки. Вита еще не знает жизни: воспиталась под маменькиным крылышком. Но так не проживешь. Поймет и она…

А Вита в это время думала о другом. Почему ее муж такой жестокий? Что с ним произошло здесь? Ведь он таким не был. А может, она просто не знала его? Видно, только дома люди становятся самими собой… Как у него рука поднялась бить человека по лицу? Дикость! Можно ли простить такое? Она ведь никогда не забудет об этом… А какое у него было лицо, когда он кричал! Он и ее мог ударить… Да что же он за человек? Столько прожили, а на поверку выходит, не знают друг друга.

Чем больше распаляла себя Вита, тем ужаснее и непоправимее казалось ей происшедшее, и уже куда-то стало отступать несчастье, постигшее Димку, выплывала ее собственная жизнь: неустроенное настоящее и неопределенное будущее. «Куда ты поедешь? — вспомнился ей голос матери. — Рай в шалаше для таких, как ты, быстро превращается в ад». Если бы мама знала, что рая никакого нет, а есть пугающая неизвестность!

Стась что-то спросил, но Вита не слышала, и он уже будто для себя повторил:

— Кто эта девица? Мать о ней без содрогания говорить не может… А отец сказал, что нормальная девушка.

— Матерям редко нравятся невесты их сыновей. Сыновья у них всегда принцы, а невесты — золушки.

— Ты же понравилась, — обрадовался Стась, что Вита вдруг отозвалась.

— Это еще неизвестно. Первое впечатление обманчиво.