Владимир Бутромеев - Любить и верить

— Нет. Не согласен.

— Ну, говорить мы все умеем, а нужно работать, работать. Анна Сергеевна, читайте проект постановления…

Техничка подняла сонную голову: время было без четверти девять. В учительской зашумели, задвигали стульями, начали выходить учителя. Сергей Андреевич задержался на крыльце с Петром Алексеевичем.

— Ну вот, видите, против вас и начинается война. Этого педсовета не было в плане школы. Это для вас.

— Да ладно. Вы бы, может, сходили ко мне на урок?

— Зачем?

— Может, я и в самом деле неправильно даю урок?

— Я не пойду к вам на урок. Зачем? Урок по методу липецких учителей. Урок по проблемному методу. Урок по комплексному методу. Я под старость уже и не знаю, что такое правильный урок.

— А знаете, не нравится мне этот комплексный метод. Может, я неправильно понимаю его. Может, и есть мастера манипулировать магнитофоном, таблицами и так далее. Но я люблю и хочу учить с помощью слова — величайшего из средств и пособий — слова учителя.

— Хорошо, что вы не сказали все это на педсовете.

— Да, я не сказал. Я вспомнил ваши слова. Вы во многом были правы.

Петр Алексеевич и Сергей Андреевич вышли на улицу. Их встретил завхоз. Он подвел велосипед и отдал его Петру Алексеевичу.

— В одном заклеил, а в другом не успел. Оставайтесь переночевать, а завтра заклеим.

— Нет, спасибо, Сидорович. Жена будет беспокоиться. Я так дойду. До свидания. — И он пошел по дороге, ведя в руках велосипед.

— А что случилось? — спросил Сергей Андреевич.

— Дети пропороли колеса.

— Нарочно?

— А то как. Ему не в первый раз. Как недосмотрю, так сразу. А до их Тишовки все пять километров.

— Просто не верится. Его ведь так уважают.

— Уважают. Это раньше уважали. Пенкин, Пенкин, лучший учитель. На уроки со всего района собирались, вечера разные. А потом приехала одна молоденькая, сама что школьница, с проверкой, инспектор, откуда-то повыше. И так разнесла — опозорила на весь район.

— А почему?

— Погорел он на липецких учителях. Тогда были такие в моде. Мне жена рассказывала, у них в младших классах тоже требовали. Ну а у него не было этих липецких. Такой шум поднялся! Я уже думал, с работы снимут. Но уехала та девчонка, понемногу и утихло. Но опозорили на весь район. Он года три на конференции ездить боялся. И с тех пор как в воду опущенный. Ну а дети сразу узнали — это ж такой народ. А он раньше на память учить помногу задавал — целые поэмы. А теперь как задаст, так вот, сами видите, Так что вы тоже смотрите насчет липецких. Понятно?

— Теперь не липецкие.

— А какие?

— Другие.

Великолепие сияющего солнца на синеве неба, снега, инея на липах. Липовая аллея в инее. Огромная мохнатая липовая аллея в инее. Зима, сверкающая, блистающая зима — и опять стихи, опять Пушкин. Сын в зимней шубке, увидев издали, бежал по глубокому снегу от пятачка синего льда, расчищенного у колодца. На одной ноге у него была привязана к валенку дощечка, к которой крепились два конька. Барахтались с сыном в ослепительно сверкающем снегу, а вверху было великолепие синевы, инея, солнца.

Потом все вместе — Ольга Ивановна, Сергей Андреевич, сын — втроем крутились на малюсеньком пятачке льда, все на коньках, Саша — на одном.

Ольга Ивановна была в темно-синей, немного длинноватой юбке и мягком сереньком свитерке с двумя короткими светло-бежевыми полосками, в варежках такого же нежного бежевого цвета, как полоски. Сергей Андреевич в брюках, спортивной куртке, серой кроличьей шапке. Сын с красным шарфом, повязанным поверх шубки.

Сначала Ольга Ивановна, давно не стоявшая на коньках, падала, ее со смехом подымали, потом нарочно падал Сергей Андреевич. И все радостно смеялись. Гоняли клюшками — суковатыми палками — кусочек льда, он нежно дребезжал, звенел. Пытались проехать втроем, взявшись за руки, догоняли друг друга, кружились, резали лед на поворотах. Ольга Ивановна часто похлопывала ладошками в варежках и была чем-то похожа на маленькую девочку. Сын пытался проехать за Сергеем Андреевичем на одной ноге, как он, и падал. А вокруг все сияло — небо, солнце, снег, иней.

Дома Сергей Андреевич вынул из портфеля и повесил на стену рядом с «Золотой осенью» картину в такой же рамке.

— Ну, вот и зима.

— Потому что все красиво?

— Да, потому что все красиво.

Потом вечером сын спал. Сергей Андреевич и Ольга Ивановна сидели друг против друга за полированным столиком. На столе горела настольная лампа с зеленым абажуром.

— Саша уснул сразу, а хотели еще книжки читать.

— Да, весь день на свежем воздухе.

Помолчали.

— Хороший сегодня день.

— Да.

— Опять что-то с директором?

— Нет, ничего. Просто чувствую, что-то не так.

— Может, зря мы подняли весь этот шум?

— Черт его знает, может, и зря.

— Что-то у нас не получается.

— Да, что-то не получается.

— И смотри, как странно. Таню здесь не любили, а мы с ней ладим. Сидоровича не любят, а у нас с ним тоже хорошо.

— Да, что-то у нас не так.

Они посидели немного молча.

— О чем ты думаешь? — спросила Ольга Ивановна.

— Да так, ни о чем. — Он грустно улыбнулся и процитировал откуда-то о бренности всего земного.

Сергей Андреевич поднялся на второй этаж, там на дверях классов висели листки с надписями: «Секция математики», «Секция истории», — подошел к двери «Секция биологии» и вошел. В классе сидели десятка два учителей. С задней парты ему махнул рукой Николай Павлович:

— Иди сюда, я тебе место занял.

Сергей Андреевич сел за парту рядом с директором. Недалеко сидели пожилые мужчины, отдельно несколько пожилых женщин, отдельно в меховой шапке сидела молодая учительница, работавшая первый год. И отдельно — двое молодых парней. Все разговаривали, ожидая начала.

— Ну как ты там?

— Да так, ничего.

— Слышал, шум ты там поднял.

— Да уже стихло все.

— Так расскажи хоть, в чем дело?

— Да что рассказывать! Думал, первый заметал недостатки и пороки и хотел исправить их с помощью коллектива. Ну и завертелось. Сейчас, правда, отстали. Слышал, наверное, отопление разморозили, школа в катастрофическом состоянии.

— Да, слышал. Он думал, директором — это просто так, только командовать. Строгий, с занесением, вкатили на совете роно. Но смотри, он человек опасный.

— А что?

— Следи за бумагами, вот что. Проверяющему нужна бумага. Делай что хочешь, а бумагу пиши как положено. Да и к отметкам не очень придирайся.

— Да?

— Да. Не старайся сделать то, что нужно по бумагам, делай то, что нужно по жизни, а бумаги пиши. Каждый год я подаю списки, сколько моих учащихся пошло работать в колхоз. Списки, сколько учащихся поступило в вуз из моей школы или, может, кто попал в аспирантуру, никто не требует.