Владимир Бутромеев - Любить и верить

— Спасибо, — сказал он, протягивая книгу.

— Прочел? — спросил Сергей Андреевич.

— Прочел.

— Понравилось?

— Понравилось. Я раньше только про шпионов читал.

— Хочешь еще?..

— А у вас есть?

— Есть — пойдем покажу.

Они стояли перед книжными полками в квартире Сергея Андреевича.

— Это все про зверей?

— Ну не все. Вот, например, Пушкин.

— Пушкин неинтересно, нас в школе заставляли читать.

Сергей Андреевич рассмеялся, подавая ему книгу.

— Подожди, поймешь еще и что Пушкин самый лучший писатель, несмотря на то, что его заставляли читать в школе. Ты ведь раньше говорил, что и биология неинтересна.

— Ну, это я так, — смутился ученик. Он взял книгу, и они вдвоем пошли по липовой аллее. — А про лисиц, как этот Домино, я бы тоже мог целую книгу написать.

— Да ну?

— Знаете сколько я их переловил? Пропасть. Я ведь все их повадки знаю. Вот, например…

Они шли, смеясь и жестикулируя, уже по цветущему саду к школе.

— Вот. Только я пишу с ошибками. Давайте я расскажу, а вы запишете. А писателям много платят?

— Да вроде не жалуются, — рассмеялся Сергей Андреевич.

— А хотите, я лису вашей жене на шапку этой зимой поймаю?

— Ну, не нужно. А вот на ток тетеревов своди, я ни разу сам не видел.

— На тетеревиный? Так это запросто!

Сергей Андреевич прошел по опустевшему школьному коридору. Зашел в кабинет биологии, опять вышел в коридор. Его окликнул завхоз.

— Сергей Андреевич, здравствуйте. Что зашли?

— Да так, ничего, здравствуйте, Сидорович.

— А это вот вам, — завхоз протянул ключ.

— Что это?

— Директор сказал вам эту комнату отдать. Это зав. районо ему хвост накрутил.

Он открыл дверь, и вдвоем вошли в небольшую комнату с двумя окнами.

— Для музея. Я уже и вещички ваши из сарая принес, в углу лежали какие-то корчи, самопрядка и еще какие-то вещи. — Завхоз взял с подоконника две толстые тетради и подал их Сергею Андреевичу. — А это Пенкин вам передал. Какие-то песни, еще в молодости записывал. Может, говорит, для музея.

— А где он сам?

— На курорт поехал.

— Все-таки поехал.

— Поехал. Знакомый ваш директор из Коптевки, что привозил вас тогда, тоже уезжает. Он машину сегодня в районо брал. Передавал, что не заедет прощаться — торопится. Привет передавал.

— Жаль.

— А вы можете подъехать на велосипеде. Это кругом под десять, а теперь в лесу подсохло. Напрямки километра два будет.

Сергей Андреевич ехал на велосипеде. Хорошо. Прохладно. Птицы поют, велосипед легко катит по тропинкам среди зелени трав, среди леса, потом полями, потом опять по лесу.

Деревня, школа за деревней на большом кургане. Старинный заросший парк, несколько деревянных зданий, зеленый двор, только вытоптанная волейбольная площадка с порванной сеткой. Аллеи, как-то косо, словно в беспорядке идущие в разные стороны. Все здания закрыты. Тихо. Пусто. Только легкий ветерок кружил белесую пыль на площадке. В глубине парка виднелся еще один домик. У гнилого, покосившегося невысокого крылечка в траве сидел мальчик лет десяти и держал на коленях толстую книгу, раскрытую на первой странице. Он поднял голову, посмотрел на незнакомого человека и опять стал читать. Дверь в дом была приоткрыта. Сергей Андреевич вошел. Полумрак. Старый учитель сидел в деревянном кресле с высокой спинкой. Голый продолговатый череп, черное, морщинистое лицо, длинные в узловатых венах руки с сильными пальцами.

— Всю жизнь я старался привить детям чувство любви к Родине. Всю жизнь помню своего первого учителя, и чувство любви неразрывно связано с ним. Это был особенный человек. Уже забывается лицо, забываю, что с ним сталось, мне много лет, многое забывается. Тогда было такое время: сильных оно крошило, слабых сгибало. Он многое рассказывал нам, помню, что-то светлое, ясное.

Как сейчас помню солнечный, весенний, с зеленой травой день. Мы играли у школы. Учитель очень любил играть с нами в мяч. Мы просто перебрасывали мяч друг другу — и вся игра, а сколько она рождала близости.

Я тоже любил играть в мяч с учениками. Всегда старался работать в младших классах. Сколько добра можно вложить в нетронутые души! Всю жизнь я старался привить детям чувство любви к Родине. Я не был сильным человеком, многое не понимал, теперь, перед последней чертой много сомнений…

Всю жизнь я старался привить детям чувство любви к Родине. Очень любил играть с ними. Как сейчас помню, весна, молодая, мягкая зелень, сколько живости у детей, просто перебрасываем мяч друг другу. Маленькие, крохотные существа, они иногда казались мне такими нежными и доверчивыми, что я боялся притронуться к ним и тогда просто читал им что-нибудь вместо урока. Зимой, когда большой мороз и красный закат в полнеба, стоим у изгороди — озябшие, прижмутся один к другому, словно воробышки, смотрят на солнце… Всю жизнь я старался привить им любовь к Родине…

Спасибо, что вы зашли ко мне. Я давно не работаю. Мне часто хочется зайти в школу, но я старый учитель, многого не понимаю. Где вы будете жить? Я бы предложил вам у меня, но я совсем один, здесь некому готовить, некому постирать. Спасибо, что вы зашли ко мне.

Старый учитель в деревянном кресле с высокой спинкой в низкой полутемной комнате, в домике, словно заброшенном в школьном запущенном, тоже словно заброшенном парке. На улице мальчик по-прежнему сидел и держал раскрытую на первой странице книгу. Ветер легонько кружил пыль на площадке. Плыли огромные белые облака по небу. Пожилая техничка с добрым лицом жалостливой женщины остановила Сергея Андреевича на аллейке:

— Вы хотели что-нибудь? Вам кого позвать?

— Нет, никого не нужно.

— Вы ходили к учителю?

— Да.

— А кто вы ему?

— Так, никто.

— Он больной. Хороший человек.

— Как больной?

— Ну, больной. Я присматриваю за ним. Хотели забрать его в город, к престарелым, он не пошел, и мы в школе тоже не отдали — куда его. Он никому зла не делает, он только заговаривается, забывается, а так все понимает. Он хороший человек. А родных у него нет… Может, кто и есть где, а не знает…

Ветер налетал и шумел в верхушках старых деревьев, кружил пыль на площадке, у домика сидел мальчик с раскрытой книгой, техничка стояла далеко в конце аллеи и смотрела вслед уходившему. Огромная музыка поднялась вокруг со всех сторон вверх, огромная, как в костеле, когда человек становится маленьким-маленьким и все поглощает замедленный взрыв органа. Сергей Андреевич оглянулся и увидел еще раз аллею, домик, техничку, мальчика и кружащуюся пыль на волейбольной площадке… Сергей Андреевич спустился с пригорка, на котором стояла школа, и поехал по улице. У одного дома стояла машина, грузили вещи, рядом стоял Николай Павлович.