Иван Евсеенко - До конца жизни

Захарий Степанович поднялся было, чтобы идти к Григорию и расспросить его о чем-то очень важном, но потом сдержался, не поверив, не захотев поверить, что Григорий знает, зачем он прожил жизнь среди бесконечных лугов, зачем безответно любил Серафиму и зачем жили и живут отдельно от него сами луга и речка…

Он смотрел на Сновь-речку, и такими странными казались ему знакомые со студенческих дней слова: «А Иордан-река течет быстро, берега же имеет — по ту сторону крутые, а по эту — пологие; вода же очень мутная и сладкая для питья, и нельзя насытиться, когда пьешь эту воду святую…»

На самой околице Старых Борович окнами на восход и небольшую речушку Сновь сколько помнят старожилы стоит этот дом в окружении верб и вишневого сада. Строился он по-крестьянски, с расчетом на долгое время. Стены были выведены из толстых тесанных под рубанок бревен, теперь уже потемневших от дождей и зимних стуж, но все еще крепких, исключая разве нижних два-три венца, немного подгнивших и требующих замены. С годами дом осел, отчего сплошь заросшее плющом резное крыльцо взметнулось немного вверх, как будто хотело оторваться от дома и существовать само по себе.

Внутри дом был самым обыкновенным. Слева четверть его занимала русская печь с небольшой лежанкой и поликом, а справа в углу под тремя иконами стоял накрытый льняной скатертью стол и самодельный, на две доски, диван. На стенах там и сям висели фотографии, когда-то еще при жизни хозяйки Аксиньи Горбачевой всегда украшенные домоткаными рушниками и вышивками.

Умерла Аксинья лет десять тому назад жарким августовским утром, хлопоча возле печи. Ее легкой, хотя и ранней, смерти до сих пор завидуют одногодки и особенно сосед, вертлявый беспокойный дедок Иван Мардарьевич, прозванный в селе за маленький рост Иванькой.

Единственный сын Аксиньи, капитан дальнего плавания Александр Петрович, после похорон матери прожил в доме дня три, потом забил окна досками и отдал ключ Иваньке. С тех пор он в селе не появляется, должно быть, не позволяют ему занятость на службе и частые плавания в заграничные страны.

Иванька наказ Александра Петровича приглядывать изредка за домом выполняет исправно. Раза два в год он открывает замок, завернутый от дождя в клеенку, смазывает его солидолом или машинным маслом, проверяет также крышу и окна, хотя наперед знает, что ничего с ними случиться не может, потому как возле дома Иванька бывает ежедневно. Любит он посидеть на крылечке, поиграть в домино с немым бондарем Митей и ребятишками, прибегающими искупаться в Снови.

Играет Иванька обычно в паре с конопатым директорским сыном Юркой, который всегда «идет на офицерского козла», отчего они и проигрывают, потому как Юрка до последнего держит у себя дупель «пусто-пусто». Иванька злится, отбрасывает домино в сторону и заводит с Митькой на пальцах разговор о доме:

— Продал бы его Александр Петрович, что ли. А то разрушается.

— Ничего, — отвечает Митя. — Он нас с тобой еще переживет.

— Эт точно, — соглашается Иванька, — только впустую переживет.

Митя ничего на это не отвечает, молча перемешивает костяшки. Иваньке становится стыдно за свои слова. Вдруг Митя подумает, что он как-нибудь метит на этот дом. А Иваньке просто жалко его…

Случается, что Иванька заглядывает к дому и ночью. Он сторожит магазин, библиотеку и детские ясли, расположенные невдалеке. На дежурстве Иваньку иногда застает дождь, и тогда он прячется на крыльце дома, подолгу стоит там, слушает, кутаясь в плащ, как дождь шуршит по листьям плюща и доскам, которыми забиты окна. Дом ему кажется совсем одиноким и совершенно никому не нужным в эту дождливую ночь и темень. Снова Иванька начинает размышлять о том, что дом надо бы продать, если не боровичанам, то на другую сторону реки в Заречье или Гвоздиковку. Но все это, конечно, не в его власти.

Воскресным июльским днем Иванька по своему обыкновению сидел на крыльце, дожидаясь партнеров. Но никого не было. Митя повез на базар бочки, а ребятишки, должно быть, ушли в лес за уже начавшей созревать черникой. От нечего делать Иванька играл в домино сам с собой, разделив костяшки на две кучки. Проку от такой игры было мало, и Иванька часто выходил на берег речки поглядеть, не идет ли кто. Раза два он видел дачников с удочками в руках, но они, не доходя до Иваньки, сворачивали на Колодное, где даже в жаркое время хорошо клюет окунь и красноперка. В досаде Иванька возвращался назад, запрокинув голову, смотрел на едва видимый в небе самолетик, кружившийся все время над речкой и лугом. В войну Иванька служил в хозвзводе при летной части и считал себя большим знатоком этого дела. Глядя на самолетик, он с похвалой и одобрением отозвался о его поведении:

— Ишь ты, прямо Покрышкин!

В ответ самолетик кувыркнулся несколько раз через крыло и скрылся за лесом, маячившим на горизонте.

Иванька поскучнел и снова вышел к речке. На тропинке, ведущей через луг к районному центру, увидел размашисто шагавшего человека с чемоданом в руках. Вначале Иванька даже не обратил на него внимания, приняв за вновь приехавшего дачника. И лишь немного погодя, приглядевшись попристальней, вдруг различил широкую морскую фуражку и шитые золотом якоря. С минуту Иванька еще сомневался, а потом, цепляясь за траву и реденькие кусты лозы, кинулся навстречу идущему, еще издалека окликая его:

— Петрович, огородами давайте! Межою! Так поближе!

Александр Петрович остановился, поставил на землю чемодан и обнял подбежавшего Иваньку:

— Здравствуй, Иван Мардарьевич!

— Здравствуйте, — совсем разволновался Иванька. — А я все думаю, кто бы это такой.

Он ловко подхватил чемодан Александра Петровича и стал пробираться огородами к дому.

— Как вы тут? — интересовался капитан.

— Так мы ничего, живем потихоньку. А вы — в отпуск или как?

— В отпуск.

— И надолго?

— Считай, на полгода.

— И правильно, — одобрил Иванька. — А то все по Аргентинам да Америкам. Надоело, должно быть?

— Надоело, — признался Александр Петрович.

— Что ж без семьи?

— Да так… — уклончиво ответил капитан. — Они в другое место поехали.

Спрашивать дальше Иванька не решился. Он замолчал, обдумывая капитановы слова, пытаясь понять, что кроется за таким ответом. Но, так ничего и не поняв, заключил:

— Оно, может, и к лучшему. С семьей какой отдых?

Путаясь в подсолнухах и картофельной ботве, они вышли к дому. Александр Петрович оглядел его с какой-то особой теплотой и вниманием.

— Стоит еще?

— Стоит. Чего ему сделается! — Иванька не решился сразу заводить разговор о ремонте.

Он передал чемодан Александру Петровичу, а сам заторопился домой:

— Я за ключом сбегаю.