Иван Евсеенко - До конца жизни

— Ты не бойся! Кони смирные!

— А я и не боюсь! — улыбалась Лиза.

С того дня они стали встречаться часто. Во время обеденного перерыва и после работы бегали в заросли дикой смородины, собирали там крупные тяжелые ягоды, то без меры веселясь и дурачась, то неожиданно замолкая при взгляде друг на друга. К осени, когда сенокос закончился, Лиза так же, как сегодня, приходила на берег речки и негромко звала Сашу. Он переплывал к ней на лодке, и они шли в луга по колкой, только что начавшей отрастать отаве, искали там по небольшим озерам кувшинки и лилии, уже сонные, свернувшиеся на ночь. Лиза плела из них себе венок и ожерелье и в этом убранстве была похожа на загадочную русалку, неожиданно вышедшую к Саше из озера.

А на следующий год Саша уже щеголял по Заречью в новенькой морской форме, рассказывал Лизе о море, о кораблях, а после кино или танцев уводил ее все в те же луга и по-мужски нетерпеливо целовал, доверчивую и притихшую. Все у них было как будто договорено. Через два года, когда Саша окончит училище, они уедут в Одессу или Севастополь. Саша станет плавать на кораблях во все края земли, а Лиза, тоскуя и переживая, будет дожидаться его возвращения.

Но получилось все по-другому. За Лизой неожиданно начал ухаживать недавно приехавший в село новый учитель. Лиза написала Саше, что это несерьезно, что учитель ей совсем не нравится: ему тридцать лет и он все время говорит лишь о синусах и косинусах. Но Саша, находившийся тогда на практике в первом заграничном плавании, не поверил ей и ответил очень обидным письмом. Вот, мол, как получается в настоящей жизни: не успел он уйти в море, как Лиза уже завела себе другого. Чего же ожидать в будущем, когда Саше придется плавать по восемь-девять месяцев в году?! И еще в том письме было много незаслуженных упреков, обид и ревности. А в самом конце целая страница о том, что Саша не очень-то и нуждается в Лизином ожидании и верности, что у него и в Одессе, и здесь, за границею, есть много знакомых женщин, с которыми ему не так скучно, как с Лизой в деревне.

После, вернувшись из плавания, Саша писал в Заречье совсем другие письма, жалея обо всем случившемся, просил Лизу не обижаться. Но та упрямо молчала, а весною, не дождавшись его на каникулы, взяла да и вышла замуж. Правда, не за учителя, а за другого, деревенского парня.

С тех пор прошло почти двадцать лет, и вот Лиза снова ждет его на берегу Снови. Александр Петрович, разволновавшись, никак не мог пристать к крутому, обрывистому берегу. Лиза придержала лодку рукою и заговорила так же, как и раньше, тихо и сдержанно:

— Я давно узнала, что ты приехал.

— Сказал кто-нибудь?

— Нет, сама увидела. Я ведь часто сюда хожу.

Александр Петрович промолчал, не зная, что ответить на это неожиданное признание, за которым, чувствовалось, стоит не один день сомнений, не одно принятое и тут же отвергнутое решение. Ему стало горько и совестно, хотелось найти для Лизы какие-то особые слова. Но он лишь вздохнул:

— А я слышу, кто-то зовет…

— Не поверил?

— Вначале нет.

Лиза легонько оттолкнулась от берега и, выждав, пока капитан развернет лодку, попросила:

— Поедем к дому. А то темно здесь…

Иванька, успевший за это время несколько раз обойти все строения, видел, как они вышли из лодки, как, чуть слышно о чем-то переговариваясь, стали подниматься по тропинке. Вскоре в доме зажегся свет. Горел он часов до двух, а потом вдруг погас, должно быть, перегорела лампочка или женщина решила возвращаться назад.

Но на крылечке долго еще никто не появлялся. В душе у Иваньки вспыхнула недобрая ревность к этой незнакомой женщине, неожиданно разрушившей так хорошо начавшую складываться у них с Александром Петровичем жизнь. Но вскоре это чувство прошло, и Иванька, сидя на лавочке возле магазина, вдруг начал вспоминать себя молодым, только что приехавшим в отпуск из царской армии. Марьяна, впервые за годы войны увидев мужа, кинулась к нему на грудь, долго плакала, не в силах оторваться и что-нибудь сказать. Иванька начал выкладывать подарки, купленные за ту самую золотую пятерку: шелковый красный платок, туфли, серьги. Марьяна лишь мельком взглянула на них и снова заплакала:

— Ничего мне не надо, Ваня. Ничего, лишь бы живой…

Потом было по случаю его приезда гулянье, первая неповторимая ночь возвращения. Были хмельные встречи с еще не призванными на фронт друзьями, а в последний день двухнедельного отпуска фотографирование с Марьяной в уездном городе. Иванька часто смотрит на эту фотографию, где он сидит на гнутом венском стуле, чуть придерживая рукоятку сабли, а Марьяна стоит рядом, положив на погон руку с серебряным обручальным кольцом. Это единственная фотография, где они изображены молодыми, Марьяна тоже ее очень любила и все боялась, чтобы она не пожухла от времени…

Вслед за этим Иванька вспомнил еще сына Николая, который семнадцатилетним ушел на войну да так и не вернулся, отчего Марьяна может быть, и умерла раньше положенного срока.

От всех этих воспоминаний Иваньке стало очень грустно и одиноко. Ему захотелось пойти в бревенчатый домик к капитану и незнакомой женщине, рассказать им про Николая и Марьяну, про то, какой Марьяна была доброй и ласковой, как любила Иваньку до последнего своего часа…

Но он так и не решился пойти, понимая, что будет там лишним, что непрошеным своим посещением разрушит в домике, может быть, такие же, как и у него самого, невосполнимые теперь воспоминания.

Иванька обошел еще раз вокруг магазина и библиотеки, стараясь хоть чем-то отвлечься от нелегких мыслей. Уже начало рассветать. Утро после недавних дождей обещало быть солнечным и ясным, но сейчас, в четвергом часу, деревья и хаты еще стояли окутанные теплым летним туманом. Только что проснувшиеся ласточки носились в этом тумане, радуясь наступающему дню. Казалось, что своим веселым писком и стремительным полетом они хотят скорее разогнать темноту и туман, пробудить село для дневного труда и продолжения жизни.

Глядя на них, Иванька тоже начал ощущать в себе постепенное возвращение дневной легкости и свободы. Он снова присел на лавочку возле магазина, откуда был виден дом и речка. Прислонившись к изгороди, Иванька на минуту задремал последним предутренним оном, а когда открыл глаза, то увидел, что Лиза и капитан уже переправляются на другую сторону реки. Александр Петрович неторопливо правил лодкой, а Лиза, закутавшись в капитанский пиджак с широкими золотыми нашивками на рукавах, о чем-то неслышно для Иваньки рассказывает, изредка наклоняясь к воде, должно быть, для того, чтобы сорвать попавшуюся им по пути кувшинку. Выйдя из лодки, они постояли минуты две на берегу, а потом пошли рядом в сторону Заречья по густой, еще некошеной траве, то сливаясь в одну черно-белую фигуру, то опять расходясь и пропадая в тумане…