Аркадий Чернышевич - Затор на двадцатом

— Сегодня же запишитесь в технический кружок. Это обязательно.

И пошла.

Оставшись один, Василь позавидовал тому, кого пойдет инструктировать эта голубоглазая девушка.

Мастерство лесоруба-лучкиста медленно приходило к Василю. Никто не знал, как уставал Василь в первые дни. Вечером он торопился поужинать и, немного отдохнув, шел на занятия технического кружка. Отсидев час на занятиях, сразу ложился спать.

Он знал, что в клубе работают и другие кружки, есть библиотека, можно поиграть в шахматы, на бильярде. И хотя он был большой любитель всего этого, но усталость приковывала его к постели.

Первым, с кем сразу подружился Василь, был приемщик леса Микола Куделин. Не только лесопункт, весь леспромхоз знал рыжего Миколу — красавца баяниста. Он принадлежал к числу тех людей, которые никогда не тужат, у которых всегда найдется веселое словцо и острая шутка.

Он явился к Василю на участок на третий день, со складным метром и с записной книжкой в кармане.

— Значит, участок Балкова, — весело сказал он, — а тебя, браток, кажется, зовут Василем? Подожди, я загляну в свою поминальницу.

— Не смотри, ты не ошибся.

— Значит, память у меня еще неплохо работает.

Микола с любопытством оглядел Василя и спросил совсем серьезно:

— А у тебя в роду не было цыган?

— Почему?

— Ты разве не знаешь? Ты же, браток, вылитый цыган.

— А в твоем, случайно, бараны не водились?

— Ну что ты!

— А ты же — вылитый баран.

Микола встряхнул кудрявой головой.

— Ну и дал же ты мне, браток, отпор, — сказал он, раскладывая метр, — значит, ты Василь, а я Микола — не будем никогда ссориться. Бери, браток, метр и замеряй, а я буду записывать. Как это делается — я научу. Мерять надо диаметр толщины в верхнем срезе. Подожди, подожди… Иди сюда. У тебя, браток, от комля всюду косой рез. Я должен был бы заставить тебя откомлевать все эти бревна, но, учитывая, что ты новичок, сделаю тебе скидку.

— Скидки ты мне не делай, я откомлюю. Это работа первого дня.

— За это спасибо, — я думал, что ты начнешь спорить, однако ты молодец.

Приемка тянулась долго, Микола часто останавливал Василя и делал свои замечания.

— Вот тут ты испортил хорошее дерево, пустил его на дрова. Это, браток, называется брак.

— Почему хорошее? Оно гнилое!

— Только от комля. Надо было отпилить на два метра выше, а я эти два метра принял бы на дрова.

— Учту.

— У тебя дядя Саша бывает?

— Сегодня не был. Он мне говорил про такие случаи, но видишь…

— Понимаю. Научишься, браток. Тебя инструктирует Головач?

— Головач.

— Учись у нее, Василь. Только лишнего не позволяй себе.

— Ну что ты!

Домой они шли вместе. Всю дорогу Микола рассказывал Василю про жизнь на лесопункте и расспрашивал обо всем, что приходило ему на ум.

— Значит, говоришь, что ты был готов показать нам пятки. Бывает, браток, и такое. Ошибиться легко, раз-два — и готово. Но, может, там у тебя девушка?

— Нет, брат, никого у меня нет.

— Не беда. Тут у нас девушек хоть отбавляй, и все не какие-нибудь, а ты хлопец видный. Тут мы тебя и оженим. Приедешь домой с женой.

Василь засмеялся.

— Не смейся, браток, какие могут быть шутки. У меня уже сегодня о тебе спрашивали. — Он подмигнул Василю. — Кто, откуда, и какой, и как его зовут, и женатый ли? Ну я им первые сведения дал. А знакомиться, говорю, буду на приемке.

— Откуда ты обо мне знаешь? Какие сведения ты им давал? — немного испуганно спросил Василь.

— Не бойся, браток. Я сказал чистую правду: во-первых, говорю, не цыган, а белорус, зовут Василием Андреевичем, фамилия Балков, возраст двадцать лет, неженатый, комсомолец, ну и твой точный адрес. А сведения получил из анкеты. Она в бухгалтерии на столе лежала, а я человек любопытный: взял и прочитал.

Василь не выдержал и засмеялся:

— Ну и чудак же ты, Микола!

— А я, браток, ничего плохого не говорил.

С этого дня они встречались не только на приемке. Микола каждый вечер заходил к Василю, чтоб идти вместе в клуб, и каждый вечер Василь отказывался. Микола не сердился. Он рассказывал Василю все новости, а в клуб шел один.

Алена Головач каждый день приходила на участок Василя. Бывало, совсем недолго, несколько минут побудет она у него на участке, но Василь чувствовал, какую пользу дают ему эти посещения. Маленькое замечание, совет навсегда оставались в памяти Василя, обогащали его опыт рабочего-лучкиста.

Она приходила всегда серьезная и спрашивала:

— Как дела, товарищ Балков?

Иначе она никогда не называла его, и Василь обижался. У него уже появилось много знакомых, которые звали его просто Василем; девушки, с которыми он встречался, звали Васей. Это было не только приятно, но Василь чувствовал, что он становится своим в дружной семье лесорубов.

Через две недели Алена сказала ему:

— Если так пойдет дальше, товарищ Балков, я вас вызову на соцсоревнование. Дневной график вы выполняете.

— Что вы, товарищ Головач!

— И больше я к вам не приду; пожалуйста, сами приходите на мой участок. Он тут поблизости. Кстати, вы комсомолец, товарищ Балков?

— Комсомолец.

— И до сих пор не встали на учет. Вот это никуда не годится. А я — комсорг.

«Эх, — подумал Василь, когда она ушла, — лучок так измотал меня, что я обо всем на свете забыл». Он стоял и думал об этой девушке.

С первого дня встречи между ними установились строгие, официальные отношения. Может, причина этому Аленино положение. Он не мог забыть того дня, когда она подошла к нему, растерянному, несчастному, и, как старший товарищ, поддержала не только словами, но и делом. И это помешало ему взглянуть на нее как на равную себе.

В тот же вечер он встал на учет. Алена приняла его в своем небольшом, но уютном кабинете, который помещался в клубе. Василь взглянул на нее и не узнал. Куда девалась Алена-инструктор! Инструктор в толстом ватнике, в ватных брюках… В лесу она была похожа на тумбу, а здесь перед ним стояла высокая, стройная девушка в черном шерстяном платье. Волосы ее были красиво зачесаны назад. Только глаза такие же: голубые и бездонные, как небо.

Они долго разговаривали, он рассказывал о доме, по которому тосковал, и ему было приятно вспомнить о нем. Девушка внимательно слушала. Василю казалось, что она слушает с большим любопытством, словно хочет побольше узнать о его жизни. Когда же он начал говорить о самодеятельности, которую организовала комсомольская организация в колхозе, о спортивных соревнованиях, она снова улыбнулась.

— А почему же вы здесь такой дикарь, товарищ Балков? Простите, но, кроме технического кружка, вы никуда не ходите.

— Признаться откровенно… Я очень устаю.

— Устаете? Попробуйте заниматься физкультурой.

— Попробую.