Владислав Смирнов-Денисов - Дурман-трава

— Я больше с людьми отряда не общался.

— Это я уже записал в твоем объяснении… На вот, подпиши протокол нашей беседы. Вот здесь: «Записано с моих слов старшим лейтенантом Корневым Валерианой Иванычем верно тринадцатого ноября с. г.» — и распишись на каждом листе.

Терентий подписал листы протокола, протянул их Корневу.

— Что же, не читая, подписываешь? — глаза Корнева дружелюбно замигали.

— Верю. Все правильно…

— Скажу я тебе, парень, влип ты со своим объяснением в историю. По нему ты выходишь единственным человеком, прямо причастным к краже. Ох и сомневаюсь я, чтоб тебе поверили на суде так же, как я сейчас, — сказал Корнев и вздохнул, то ли жалея Терентия, то ли с облегчением, что окончилось затянувшееся на несколько часов откровение Терентия.

— Хорошо хоть ты веришь.

— Моей веры для такого дела мало. Скажу тебе, Тереша, по объективному взгляду, объяснение твое целиком против тебя. Единственное противоречие в показаниях — это сумма, а все остальное эмоции; кто может поверить твоему бредовому состоянию? Все это из области фантазий, на суде будут смотреть на дело реально, помяни мое слово. Хотя если б крал, то не стал бы на себя лишние деньги вешать, да и скрыл бы все, что сейчас рассказал мне. А? Так?.. — Он снова вздохнул. — А так, вообще, дай тебе бог не загреметь. Завтра высылаю твои показания на Камчатку, а там разберутся… А сам-то ты кого подозреваешь?

— Кого же подозревать, если меня там не было месяц?

— Вот и плохо, что неизвестно, где ты был… Кто подтвердит, что ты был в это время в другом месте, может, ты для отвода глаз уволился, а сам был поблизости, выжидая удобного момента, да и спер деньжата?

— Зря ты так, есть человек, — сказал Терентий и осекся.

— Ну договаривай!

— Нет, не хочу я этого человека вмешивать в мои дела.

— Ну и дурак, дел-то пока никаких нет, а если не скажешь, будут… Ну ладно, держи, — Корнев протянул ему руку. — Не выезжай пока из города, можешь потребоваться.

— Надолго?..

— До конца следствия, им там на Камчатке еще месяц прибавили, так что месяцок побудь дома.

— Да я и не собираюсь никуда.

— Ну и лады.

После разговора с Корневым, вернувшись домой, он подумал, что наказание, которое ему теперь сулят, так мало́ по сравнению с изнуряющей душу тоской, что, по существу, оно будет лишь избавлением от этой тоски. Эта мысль успокоила: грядет искупление, подумал он. И все же кто украл? Перебирая всех в памяти, непроизвольно остановился почему-то на Рифе, вспомнил его рассказ, его манеры, рассудочность и совершенно уверился в своей правоте. Но легче ли от этого? Хоть тот и вор, но ведь я тоже вор, от этого никуда не денешься. Разница лишь в том, что за меня деньги вернул другой, а Рифу, когда его выловят, придется самому возвращать.

Матери дома все не было. Терентий, думая о Рифе, разложил на столе материалы для диплома. Перебирая «дипломные заготовки», как он их называл, он вдруг пожалел, что потерял для науки все лето и камчатская экспедиция не приблизила его к защите ни на шаг, а может быть, и отдалила навсегда?.. И на север полуострова, где можно было собрать материалы для темы, попасть недостало времени, прожил это время в заимке Майи. Вспомнил, что весной просился пройти практику на Саянах, в местности, близкой к его теме. «Закономерности, сопутствующие образованию золотоносных пластов» — так она была сформулирована его научным руководителем. Терентий вот уже несколько лет пытался оказаться в районе легендарного деминского месторождения, чтобы подтвердить некоторые свои догадки. Но пока ему не везло. На практику направляли по старым университетским тематическим договорам с экспедициями страны. Да чего уж греха таить, когда предложили ехать на практику на Дальний Восток — обрадовался. Приходилось бывать уже во многих местах, а тут мечта детства — Камчатка! Не раздумывая, согласился и нашел там свое счастье…

Теперь, разглядывая предполагаемый маршрут Демина, который он разрабатывал по многим найденным за последние годы сведениям и архивным источникам, никем до него не обнаруженным, он снова пожалел, что не удалось побывать там. Уж он не ломал бы голову, свел бы концы с концами. И остался-то, казалось, пустяк — проследить на месте особенности залегания пород, закономерности их чередования. Потом заложить полученные данные в машину и попытаться вычислить оптимальное направление поиска. Контактная печать аэрофотогеологической разведки в какой-то мере была подспорьем в его работе, и он много-много раз мысленно пересекал отснятые с самолета горы и вдоль и поперек; казалось ему, что уже привелось не раз ступать по золотоносным жилам. Сейчас он машинально перечитывал сведения о Дмитрии Демине: «…в 18… году Демин вышел в селение Тунка, здесь у местных властей за полпуда золота выкупил свободу, потом поставил избу и безбедно прожил оставшуюся жизнь…» «Надо не только теоретически выйти на это золото! — подумал он вдруг. — Надо самому его найти… Самому! Вот! Вот оно — искупление! Найти в миллион раз больше! — Возникший было восторг тут же и угас. — Одному это невозможно. Но Демин выжил. Нашел и выжил… Это удача, одна на сто тысяч, не больше чем случайность. А не найду — и жить зачем. — Он почувствовал, как учащенно забилось сердце. Еще раз перечитал запись о Демине. — И все же это — несерьезно. А кто больше меня знает об адресе месторождения?» Он долго еще изводил себя размышлениями подобного рода и пришел к выводу, что пока самостоятельный поиск — тщетная идея, ничем не подкрепленная: ни материально, ни технически, а потому в нынешней ситуации и совсем неподходящая. Бред — и больше ничего. Подумав так, Терентий тут же и постарался забыть эту несбыточную мечту — чего пустое бередить…

Через три недели после разговора с Корневым Терентий был доставлен по вызову народного суда на слушание дела о хищении из сейфа экспедиционных денег. На него легло подозрение. Свидетелями на суд были вызваны охотник и проводник Северьян, начальник отряда Нилыч, Сережа-сторож, лаборантка Саша и, к его крайнему удивлению и досаде, Майя. Как потом выяснилось, Северьян рассказал на предварительном следствии об их отношениях, потому она и была приглашена в суд. Других свидетелей опросили раньше, ничего существенного для следствия они не рассказали, потому и не нужны были теперь, а некоторые уже разъехались по стране по окончании сезонных работ, след их затерялся. Приехала на суд и мать Терентия.

Судебное разбирательство продолжалось несколько дней. В зале заседаний Терентий увидел много знакомых лиц: все это были люди, постоянно работавшие в экспедиции Петропавловска: рабочие-канавщики, техники, коллекторы, геоботаники и геологи, шлиховщики… Он встречал их на таежных тропах, у костров, на базе, возил им продукты, письма, и всегда его дружелюбно встречали, радовались ему. Теперь же показалось, что все они были как-то настороженны, будто фальшь вкралась в их взгляды, они словно почужели. Сначала свидетели и все, кто был в зале, не могли поверить в его вину. По мере опроса приглашенных и выступлений прокурора все меньше дружелюбия теплилось в их глазах, все отчетливее читалось на лицах отчуждение. Он лишил их честно заработанных тяжелым трудом денег. Тогда же он вспомнил предречение ленинградского следователя Корнева. Действительно, ни суд, ни эти люди, сидевшие в зале, никто и слушать не хотел о том наваждении, которое произошло с ним. Все это теперь выглядело несерьезным и наивным домыслом.