Александр Золототрубов - След торпеды

Капитан-лейтенант Румянцев, сутулясь, поднялся на ходовой мостик. Лицо у него смуглое, нос прямой, с горбинкой, глаза черные, над ними топорщились мохнатые брови.

— Ну, как тут? — спросил он, глядя на командира. — Ветер как шило — колючий. Далеко еще до острова?

— Миль десять… — Марков посмотрел ему в лицо. — Скажи, что за фея к тебе вчера приходила? Очень милая девушка. Глаза круглые, черные, как вода в омуте. Так кто она?

— Зовут фею Светой. Приходила она к матросу Егорову. Это его невеста. Видно, крепко любит парня, если бросила все в Ленинграде и приехала к нему на Север. Я разрешил матросу сойти на причал. У него от радости глаза сияли. Он любит ее.

— Поживет здесь Света, и надоест ей Север. Кругом вода, карликовые березы, глыбы валунов… Нет, не всякий тут может жить. Жена — другое дело. Муж служит, она дома с детьми.

— А я верю, Игорь Андреевич, в настоящую любовь, — возразил замполит.

— Ну а чего она хотела от тебя?

— Просила помочь устроиться на работу.

— Помог? — Марков смотрел на замполита не мигая.

— Когда? — усмехнулся Румянцев. — Я же не мог сойти с корабля. К тому же вы были на берегу. Все, что пока сделал для нее — позвонил своей жене и попросил помочь Свете. У жены есть такая возможность.

— Служба-то у матроса не ладится? Света, поди, не знает…

— Думаю, ей не надо об этом говорить, — возразил замполит. — Ну а что нам делать с радиогазетой? Она у меня готова.

— Потом, Виктор Савельевич. Скорее бы нам добраться к острову.

Неожиданно в динамике раздался взволнованный голос вахтенного радиометриста. Он докладывал о замеченной надводной цели, сообщил ее пеленг, дистанцию.

«Рыбаки»! — пронеслось в голове Маркова.

Он тут же изменил курс, увеличил скорость хода, поднес к глазам бинокль и сквозь серо-белый туман увидел судно. Оно дрейфовало в наших территориальных водах.

— Вот они, голубчики! — воскликнул капитан 3-го ранга, передавая бинокль замполиту. — Погляди, Виктор Савельевич. Пожалуй, иностранцы умышленно застопорили ход.

Румянцев внимательно всмотрелся в судно. На палубе он увидел троих, один из них был невысокий и полный, в кожанке. Он держал во рту сигару. Наверняка это был капитан. Передав командиру бинокль, замполит не без улыбки заметил:

— Да, конечно, судно дрейфует, видно, что-то с двигателем.

— Наверняка какая-то хитрость, — согласился помощник. — Не беда, я пойду с осмотровой группой и на месте разберусь.

Марков повеселел, с какой-то лихостью отдавал команды:

— Корабль к задержанию!.. Осмотровой группе приготовиться к высадке на иностранное судно!

И вот уже катер спущен на воду. Моряки осмотровой группы — комендоры старшина 2-й статьи Павлов, бывалый матрос Гусев, электрик матрос Зорин и мичман Капица — стояли на корме в полном снаряжении. У мичмана за плечами переносная радиостанция — он шел на судно вместо радиста, который находился в отпуске. Лица у всех серьезные, немного задумчивые, и Марков невольно подумал о том, что моряки, по сути, шли на выполнение боевого задания, ибо для них судно-нарушитель — чужая территория и ты на ней представитель нашей великой страны. Но в своих людей он верил. Правда, несколько дольше обычного задержал взгляд на мичмане. Капица — высокий, худощавый, с голубыми, нежными глазами, что никак не импонировало его суровой натуре.

— Может, вас подменить? — спросил командир.

— Почему? — удивился Капица.

— Ночью ведь вахту стояли…

— Я не устал. Надо же и мне поглядеть на господ капиталистов.

— Добро, идите. Кто на вахте? Егоров? Так, так… Море читает как книгу. Это вы хорошо сказали, мичман, только я сомневаюсь. Ну, ладно, после поговорим…

Марков подошел к помощнику, возглавлявшему осмотровую группу, еще раз напомнил ему про судовые документы, про карту, на которой следует пометить место задержания судна…

— Товарищ командир, я же не новичок! — обиделся Лысенков.

Марков едва не ругнулся, он упрекнул помощника в том, что не время сейчас «проявлять характер», надо сделать дело, а уж потом делить лавры.

— Лавры — это вам, а мне тошно от них, — возразил Лысенков.

— А ты, Сергей Васильевич, ершистый, — добродушно заметил Марков.

Катер отчалил от борта корабля. Лысенков стоял на палубе и, пряча лицо от колючего ветра, размышлял: как поведет себя капитан, неужели станет отрицать факт нарушения советской государственной границы? Ему уже не раз приходилось высаживаться с осмотровой группой на иностранные судна, и всякий раз, несмотря на очевидное нарушение режима рыбной ловли, капитаны не сразу соглашались с этим, одни уверяли его в том, что напутали курс, другие жаловались на тяготы жизни, третьи заверяли его, что они «не против Советов». Однако Лысенков всегда исходил из фактов, поступал объективно. Был случай, когда он решил не конвоировать судно-нарушитель в базу. Капитан судна со слезами на глазах умолял тогда Лысенкова отпустить его, потому что дома отец-старик и жена больны, пятеро детей. Улов он продаст, чтобы рассчитаться с кредиторами. Лысенков связался по радио с командиром, доложил о своем решении. Марков тогда сделал ему замечание, что нельзя, мол, поддаваться эмоциям.

Ну а как поведет себя капитан этого судна?

Катер пристал к борту. По штормтрапу осмотровая группа поднялась на верхнюю палубу судна. Капитан — рыжий, грузный, с сигарой в зубах — представился Лысенкову: он сообщил свою фамилию, имя, порт приписки судна. Из его доклада Лысенков уловил одно: когда капитан собрался выбрасывать сети, неожиданно отказал двигатель и судно стало дрейфовать. Несмотря на принятые меры, оно вошло в советские территориальные воды. Капитан говорил на ломаном русском языке, по Лысенков не мог не заметить, что русский язык тот знал лучше, чем произносил отдельные слова.

— Вы находитесь в водах СССР, — сообщил Лысенков о цели своего визита. Он потребовал предъявить судовые документы.

— Документ мой рубка, прошу вас пройти, господин русский офицер…

Последние слова иностранец произнес так отчетливо, что Лысенков невольно заметил вслух:

— Русский язык хорошо знаете…

— Я был Москва! Я видал Юрий Гагарин!.. — И, открыв дверь в рубку, добавил: — Мой мать русский, отец немец… Я ест коммерсант. Судно мне подарил дед…

Лысенков проверил судовые документы, уточнил экипаж судна.

— Пять человек, я ест шестой, — угодливо улыбнулся капитан и подозвал к себе матроса-рыбака, стоявшего у двери рубки, сказал ему на немецком языке, чтобы тот принес бутылку коньяка. Мичман Капица, сопровождавший Лысенкова, шепнул капитан-лейтенанту на ухо:

— Двое возятся в машине с двигателем, видно, ремонтируют. А капитан угодничает…

«Угодничает — значит, что-то у него тут есть…» — сообразил Лысенков и сказал Капице: