Александр Золототрубов - След торпеды

«И ты не поехала?» — спросил Игорь.

«Нет. Я не решилась, сынок…»

«А почему?» — удивился Павел.

«Не думай, что я испугалась огня. Мне и на родине пришлось вдоволь горя хлебнуть. Такие тут бои были, что и не передать словами. Я боялась вас потерять, — говорила мать. — Отец письма писал…»

«А как же ты узнала, что он погиб?» — спросил Игорь.

«Похоронку получила. Отвезла вас к бабушке, а сама весь день голосила. Ох и тяжко мне было! А что я могла поделать? Я так любила вашего отца, что даже замуж больше не вышла. Все старалась для вас и рада, что теперь выросли вы…»

«Вернусь из дозора и буду проситься в отпуск, — решил Марков. — Надо к маме съездить».

Думая о матери, он стал прохаживаться по мостику. Лысенков догадался, что командир волнуется. Он всегда так, чуть что — прохаживается по мостику, то бинокль поднесет к глазам, то запросит какой-либо боевой пост, а то и просто станет рядом с вахтенным офицером и молча глядит на серое холмистое море. Помощник как бы вскользь заметил:

— В таких случаях я спокоен…

— А вот я не могу быть спокойным, — сказал Марков с какой-то внутренней обидой. — Хожу, размышляю… Почему? — И пояснил: — Волю в себе воспитываю. Еще Энгельс говорил, что воля определяется страстью или размышлением. Так вот, я воспитываю в себе волю размышлением. И еще, я уважаю свободу воли… Штурман! — окликнул командир лейтенанта Руднева. — Место корабля?

Штурман выглянул из рубки, громко прокричал: «Алмаз» проходит мыс Дельфинов!» Капитан 3-го ранга вдруг нахмурился, его лицо посерело. Помощник, наблюдавший за ним, вздохнул. Командир, видно, вспомнил о своем отце. Мимо этого мыса корабль проходил часто, и всякий раз Марков вспоминал отца. Однако помощник вопросов не задавал, ждал, что скажет командир. Марков опустил на грудь бинокль.

— У этого мыса мой отец был впервые ранен, — грустно заговорил капитан 3-го ранга. — Утром их корабль сопровождал транспорт. Налетели «юнкерсы». Сбросили десятки бомб, но ни одна из них не попала в цель. Отца ранило в плечо в тот момент, когда корабль открыл огонь по «юнкерсу» и поджег его.

Штурман Руднев не хотел мешать их разговору и не сразу доложил, что судно изменило курс, взяв западнее острова. А когда сообщил, Марков посмотрел в бинокль, потом обернулся к нему и вдруг спросил:

— А где ваш отец?

Штурман поначалу растерялся, но, увидев серьезное лицо командира, пояснил: дома отец. Работает в совхозе на хуторе Гремучем, под Воронежем.

— А что? Хотите знать, был ли он на фронте? Нет, не был. Ваш отец воевал. О нем я не раз слышал. Он был здесь, на Севере.

— Почему был? — обидчиво переспросил Марков. — Он тут и остался.

Наступила неловкая пауза. Штурман сжал губы, кашлянул, потом сказал:

— Значит, мы с вами меченые…

— Как это? — не понял Марков.

— Ваш отец где-то на дне морском, а мой дед утонул в Волге. Он оборонял Сталинград. Раненых переправляли на другой берег реки в июле сорок второго. В катер угодила бомба.

Капитан 3-го ранга держал перед глазами бинокль и все глядел на иностранное судно, идущее малым ходом.

— Что-то петляет сейнер, — вслух подумал Марков. И тут же спросил: — Я не знаю, как воевал ваш дед, но если он погиб на фронте, значит, хорошо воевал. У каждого человека в жизни есть главное дело. Было оно и у вашего деда, штурман. Было оно и у моего отца. А вот у вас оно есть?

Сквозь прогалины туч выглянула луна. На море посветлело. По темной воде пробежала узкая серебристая дорожка.

— Я, товарищ командир, стараюсь, чтобы у меня тоже было главное дело.

— Старайся! Дело будет!.. Почему молчат акустики?

Стоило Маркову поинтересоваться акустиками, последовал доклад матроса Егорова:

— Слышу шум винтов надводного корабля.

— Вас понял, — ответил Марков и пожал плечами, глядя на штурмана. — Ничего не понимаю, куда идут «рыбаки»? Стоп, — вдруг спохватился он, — они уходят подальше от острова и нас манят за собой.

— Да, «рыбаки» хотят заманить нас подальше от острова, — подтвердил штурман.

Марков недоумевал. Похоже-, что судно к острову идти не собирается. К тому же там спокойнее, чем здесь, на открытом просторе, где стылый ветер пронизывает до костей. И еще Марков подумал о том, что, должно быть, на сейнере «рыбаки» маневрируют, а где-то в другом, более удобном месте попытаются высадить на берег людей?

«Эх, мореход, — сказал себе Марков, — ты, видно, и сам не знаешь, что будешь делать, если твои прогнозы не оправдаются. Ты хочешь, чтобы судно пошло к острову. А если оно не пойдет, тогда что? Пока судно идет в нейтральных водах, идет по самой кромке. Но что будет дальше? Нет, господа «рыбаки», от меня вам не уйти, если посмеете нарушить наши территориальные воды…»

Неожиданно мысли Маркова перескочили на другое. Почему комбриг так упорно и настойчиво твердил ему о подводной лодке? Слова Громова все еще звенели в его ушах: «Если обнаружишь субмарину, сумей атаковать ее, не дай уйти…» Он, Марков, и сам понимает, что «рыбаки» от него никуда не денутся, в любое время быстроходный сторожевой корабль догонит сейнер. Озадачивало другое. Почему в тот раз судно маневрировало неподалеку от острова? Бесспорно, рыбы там много, но ведь для плавания это самый опасный район. И все же капитан рискует. Ради чего? Маркова удивило, что иностранное судно часто меняло ход.

Остров Баклан остался в стороне. Судно заметно прибавило скорость, но вскоре уменьшило ход и повернуло на зюйд, к другому острову. Что за чертовщина? Похоже, «рыбачки» собираются выставить сети в наших водах. И вдруг тревожная мысль обожгла Маркова: судно уже выбросило нарушителя…

— Как на радиолокаторе? — запросил пост радиометристов командир.

— Судно идет курсом на зюйд! — ответил вахтенный матрос.

«Ясно, что судно топает к острову, — подумал Марков. — Но почему оно туда топает? Неужели капитан решится выбросить сети? Если он идет на явное нарушение наших территориальных вод, значит, пограничный корабль еще ими не обнаружен. Что ж, постараюсь пока быть в стороне, чтобы понаблюдать за «рыбачками». А может, дать сигнал, чтобы судно отвернуло на норд, в сторону фарватера? Нет, пожалуй, делать этого пока не стоит…»

Он включил микрофон, связался с берегом. Не без раздражения доложил о «чудачествах» судна. Может, его не стоит преследовать? Берег приказал: за судном продолжать вести пристальное наблюдение, а если оно войдет в наши воды — остановить и произвести осмотр.

«Ползет как черепаха, и я должен топать за ним», — подумал Марков и, услышав за спиной чьи-то шаги, обернулся.

— Это я, Игорь Андреевич, — назвался замполит. — Что там на берегу? Комбриг небось кусается?

Командиру эта шутка пришлась не по душе, но он молча глядел в сторону судна, где над водой стоял серо-белый туман. Вместо ответа спросил: