Ярослав Шипов - Шел третий день...

— Отец! — заорал он. — Выходи!

На крыльце показался диакон:

— Авдеюшка, дорогой! Сколь мы тебя не видывали!

— Ладно! Там мой Полкашка трех мужиков порвал, дак гляди, сукин сын, чтоб фельдшер остался в целости! Ежели кто пальцем тронет, так я и на тебя кобеля спущу. Гони! — приказал он вознице, Полкан рявкнул на отца диакона, лошадь понесла.

— Чего грустишь?! — Авдей хлопнул Плугова по плечу и заорал песню.

Какая-то старушонка, выбравшаяся было разгрести снег перед окнами, тут же и исчезла, где-то испуганно замычала корова, сидевшие на рябине снегири бросились врассыпную, с забора свалился кот.

— Го-ни-и!

Дорога на текутьевскую лесную дачу шла через холмы невысокого водораздела, за которым начинались притоки северных рек. Близ Солирецка холмы были большею частью голыми — микушинские предки некогда выжгли лес под посевы. Снегу на открытых местах понамело, и лошадь, хотя угадывала вчерашний свой след, тащилась медленно — два часа прошло, а солирецкие колокольни так и маячили за спиной. Путникам иногда приходилось даже слезать с саней, чтобы подсобить лошади. Авдею эта работа нравилась: он сбрасывал шубу, прыгал в снег и, упершись плечом, командовал:

— Навались! Еще навали-ись!.. Полкашка, сволочь! Поди прочь! Навали-ись! Пошла-а!.. Тпрру, черт! — осаживал он возницу. — Ты что, решил нас с ювелиром тута и бросить?! Каков злодей? А, Тимоха! — обращался он к Плугову. — Каков злоумышленник?!

Возница довольно улыбался и, придержав лошадь, ждал, пока и люди выберутся из заноса.

Когда поля кончились и дорога ушла в лес, сани покатили живее: здесь намело совсем немного, а кое-где и вчерашний след был виден.

Устроившись поудобнее, Авдей завел разговор о том о сем, но Плугов отмалчивался: он болезненно переживал вынужденную свою зависимость от Текутьева, от его воли и власти. Да и небрежная жестокость Авдея к тем, оставшимся у дома фельдшера, вызвала в Плугове ответную злобу. Но есть было нечего, и Плугов, сдерживая негодование, терпел благосклонность лесопромышленника.

— Ты вроде бобыль?

— Да.

— Ну счас я тебя своей Софке на откуп дам. Ей, поди, Гришка, приказчик-то, надоел?

— В точности — надоел, — подтвердил возница.

— Вот обрадуется!

— Как так? — не понял Плугов.

— А чо? Мы по-заграничному: она с Гришкой, я — с солдатками. У меня, брат, их цельных шесть штук!

Плугов недоуменно посмотрел на Текутьева, тот подмигнул.

— Ничего, это ненадолго. Скоро я крутой разворот возьму — такая, брат, невеста у меня на примете — пупсик!

— Танька, что ли, Миронова? — полуобернувшись, спросил возница.

— Ха! Бери выше! Чисто миллионщица, бестия! Из России — сразу в Париж или еще куда. И будем кутить, а здесь только дело останется. Пожалуй, всю губернию на корню скуплю. А чо? Губерния хорошая — сосняги такие, что за сто лет не вырубишь.

— Да как же? — не понимал Плугов. — Вы же с Софьей Александровной-то обвенчаны?

Текутьев махнул рукой:

— Наплевать. Живем в лесу, а в лесу, брат, всякое случается. Бывает, что и деревья на голову падают.

Плугов изумленно посмотрел на Авдея: верить или нет? Тот понял, что сболтнул лишнего:

— Это я пошутил, конечно, но… В общем, ладно.

Некоторое время ехали молча, вдруг Плугов попросил остановиться.

— Нужда замучила? — рассмеялся возница.

Но Тимофей указал на цепочку следов, уходящую с дороги в лес.

— Волки. Нас почуяли и свернули. Где-то рядом…

— Чего ж стоим! Гнать надо! — рассердился Авдей.

— Пустое дело: сани перевернутся — и конец.

— Что ж делать?

— Ждать будем. Лошадь выстрелов не боится?

— Не должна, — испуганно отвечал возница.

— Привяжи ее к дереву. А вы привяжите собаку, не то бросится в лес.

— Полкан, Полкашка, иди сюда! — подозвал Текутьев собаку, которая уже почуяла волков и насторожилась.

— Какое-нибудь оружие есть?

— Револьвер! Если не потерял… Вот он, в кармане. — Текутьев достал наган.

— В случае чего — орудуй кнутом, не подпускай к лошади, — сказал Плугов вознице и зарядил ружье.

Ждали недолго. Полкан вздыбился, зарычал, рванулся вперед, лошадь, пытаясь оборвать вожжи, судорожно задергалась.

Плугов знал, что перед неубегающей жертвой хищники обязательно остановятся, можно будет спокойно выцелить и перезарядить, но боялся прозевать нападения со спины и то и дело оглядывался.

Но стая от голода, а может, от долгой безнаказанности шла напрямик. Вот промелькнул среди деревьев один, второй… Текутьев собрался стрелять.

— Погодите! Пусть выйдут шагов на десять, а то спугнем, потом снова ждать, и будем тут сидеть целый день.

Подошли и остановились, словно для того, чтобы проверить: нет ли в неубегающей жертве какого подвоха? И подвох оказался: двое были сражены зарядами крупной картечи. Текутьев высадил вслед убегающим весь барабан и, наверное, зацепил кого-то, потому что собака, порвав ремень, через минуту затеяла в лесу возню. Плугов, перезарядив двустволку, ушел в лес и помог собаке.

— Вот теперь можно ехать, — сказал он Текутьеву.

— Ну нет уж! — возмутился Авдей. — Опосля таких приключений надобно дух перевести. Тут, кстати, и кордон недалеко, наверняка мужики слышали и счас подъедут.

— Зачем нам мужики?

— Пущай колею торят — потом куда легче будет скакать.

Он достал трубку, кисет и закурил, развалившись в санях. Плугов, прислонясь к дереву, ждал.

— Говорят, у диакона какой-то новый человек объявился, — ни с того ни с сего сообщил Авдей ослабевшим после волнений голосом. — Ты не видывал?

— Видел.

— Ну и как?

— Не знаю.

— Насчет леса не интересовался?

— Нет.

— А по каким делам?

— Вроде дичь закупает. Спрашивал еще насчет самоцветов да карты просил.

— А-а, понятно… Продал ему что-нибудь?

— Зачем?

— Чтоб заработать, наверное.

— Это я как-нибудь в другой раз…

— И правильно, — вздохнул Авдей, глядя в низкое небо. — Неча спешить. Скоро на этих картах можно будет посолиднее куш хапнуть. Американцы придут — большие дела по всей России начнутся, а для больших дел завсегда кредит надобен. Его, брат, за просто так никто не отпустит.

Плугов недоуменно и сердито смотрел на Текутьева, а тот пускал себе вверх колечки и провожал задумчивым взглядом.

— Хорошо спрятал-то?

— Чего мне прятать — чай, не краденое.

Авдей приподнялся на локтях, удивленно и с недоверием взглянул на Плугова:

— Врешь!.. Так слушай, братец, — он сел, — ведь тебя, братец, ограбят… Непременно ограбят! — И расхохотался.

— Как это?

— А очень просто, — заорал Авдей. — Придут в дом да и ограбят! Все ж видели, как ты со мною уехал, — вот и ограбят!

Тимофею вдруг вспомнились расспросы приезжего о жратве, об охоте — удачной вышла или неудачной, и когда снова в лес…