Наталья Головина - Помню тебя

Аэлита будоражила и вызывала досаду. Жизнь Инна Кузьминична воспринимала теперь как битву, в которой нужно выстоять, не сдавая позиций. За окном ее квартиры на Сущевском валу размеренно грохотало уличное движение, так что подрагивали и звенели рюмки в шкафу, и это усиливало чувство какой-то чересколесицы в ее жизни.

Был у нее продолжительный роман с командированным на курсы инженером. Но уехал инженер Чистяков не простясь: облегчил для себя задачу прощания и объяснения.

Значит, не было и тени тепла между ними! Да что там решать: было ли, не было. Не нужна была! Да и он ей не был нужен…

Она настороженно и скованно подобралась. Срывала раздражение на Никите. Тот флегматично тянул:

— Ну, махен, ты теперь каждый день не с той ноги встаешь…

Тринадцатилетний оболтус свойски посоветовал: курить бы она, что ли, начала — успокаивает. Угадал… На работе она иногда затягивалась, Аэлита угощала «Кэмэлом».

И поступал Никитка назло, абсолютно во всем назло! Она не отпускала его однажды с ребятами куда-то за город с ночевкой. Особенно не вдавалась — перешла на упреки: он где и с кем угодно, лишь бы не дома, так и выметает его! Он уехал без разрешения.

Какую ночь провела… Ведь так и не успела спросить: что они там задумали? Подняла на ноги детскую комнату милиции.

Когда он явился, выставила за дверь с рюкзаком…

Где он был после этого еще одну ночь? Обежала всех его приятелей! Это же сознательная жестокость: знал, что она через полчаса с ума сойдет. Но не подождал на лестнице. И потом отмахивался от ее бессильных и угрожающих расспросов. И снова хотел уйти…

Это была новая, нащупанная им власть Никитки. И она опасливо отступилась. Никакой ни у кого подлинной связи и права на другую душу… Даже по крови, даже с сыном. Или это сам воздух в их доме так пропитан давнишним раздражением и беспокойством, что здесь неуютно сыну? Застарелое одиночество словно отталкивало еще дальше от всех окружающих.

Она попала в мир, где все неразличимо. Сама не понимала, что происходит с нею. Ориентирами в жизни мелькали только сменяющие друг друга модные вещи, которые нужно было доставать. Уследить было трудно. Носили «пестрые пряди» — теперь длинные волосы и «без бровей». Решиться ли на брючный костюм? Другие носят… Никитка, тот требует джинсы.

И не хватало, постоянно не хватало денег. Было непонятно, как это она когда-то томилась душой в отделе выставок, ведь сейчас в результате всех метаний она получает еще и на пару десяток меньше. Инна Кузьминична взялась, чтобы подработать, за составление библиографического сборника. Нужно было подбирать из разных источников публикации по строительной тематике. Но подвигалось туго. Нужна была привычка к кропотливой работе и интерес к строительному делу. Первый же раздел, фундаменты — был странен и скучен…

Заведующая Иловайская, сухонький сверчок с прерывающимся голоском, предостерегала ее: раз она не знает библиографию, лучше не браться. Инна Кузьминична высказала ей все! Что же тогда она должна в жизни?! Должна ведь она — если она одна — зарабатывать и обеспечивать сына? Про смешные очечки колесами на ее остром носу («Горе от ума!» — буркнул когда-то Никитка об однокласснике в очках, и она тогда шикнула на него) теперь вот близко к этому выложила растерявшейся старушке.

Аэлитка смотрела на Инну Прохарчину вполне одобрительно. Но про очки — это уже ни к чему. Она посоветовала замять скандал.

Инне Кузьминичне и самой было стыдно, и она извинилась перед заведующей, снова взвинченно обвиняя, просила понять ее… Библиография осталась за ней.

Подбор публикаций для сборника застрял на отоплении. Надо признать, что половину тянула за нее Аэлитка. Она тормошила Инну, предлагала какую-нибудь модную вещичку. Вообще недоумевала, приглядываясь к усталой и издерганной Инне Кузьминичне. И по-своему пыталась помочь.

Это она сосватала ей Альберта Шейника.

А на улице-то была весна… Солнце сквозь невидимую дымку большого города едва ощутимо курилось и истаивало светом. Серый снег сминался в пешеходную слякоть. Городская весна почти неприметна. Инне Кузьминичне невольно вспомнилась отчаянная глиняная топь бурцевских проселков и нахлынувшая мощь запахов от лесной опушки и фермы в низине. Подумала, что все никак не съездит домой. Не раз собиралась в отпуск, но останавливало, что не к кому. Родные места — это еще и родные люди. Изредка грустила о них. Почему-то всегда весной.

В этот день она решила пройтись по магазинам. И неожиданно встретила в универмаге — кто бы мог подумать — Веру Звягину. Вдруг наткнулась взглядом на женщину с круглым утомленным лицом, в красном газовом шарфике, какие в ходу на периферии, и в тесном пальто. Явно приезжая. Инна Прохарчина раз и другой оказывалась с нею рядом. Поражала невероятная способность на вид медлительной женщины с сумками оказываться одновременно в разных местах и очередях.

— Инок! — вдруг удивленно, но уверенно окликнула ее женщина. Это было то самое ее общежитийское имя, из юности… Инна Кузьминична узнала. Вдруг стало понятным ее собственное приглядывание к этой женщине.

Вера жила в дальней гостинице «Алтай». Но, конечно, Инна Кузьминична повезла ее в этот день к себе.

Вера Звягина стала Глебовой по мужу, живет в их городке. Сейчас работает по линии охраны природы. Из геодезической экспедиции ушла, когда родила третьего парня. Муж говорит: давай четвертого… Сыновья ничего, хорошими взрослеют. Вот она по магазинам и бегает: кучу всего для них нужно. Да и для всех сотрудников: целый список дали. А когда ей особенно по магазинам?.. Начальник всегда так выписывает командировку, чтобы загружена была впритык к выходному. А тогда магазины не работают. Он у нас так считает: что все людское и необходимое не положено. Машина у общества теперь есть, «рафик» новенький, и больше стоит, чем ходит… Сотрудники по району на попутных и пешком добираются. Тут ему бесполезно доказывать. Помнит одно: что когда-то было не положено. Лицо сразу голодное и суровое…

Инна спросила в каком-то наитии:

— Петр Петрович его зовут?

— Он. А ты откуда…

— А чем он раньше занимался?

— Да всем по очереди — какие кампании в районе были. Рубками когда-то ведал. И осушением угодий в районе занимался. А теперь вот воду нужно искать, бурить глубокие скважины. Болота, что сводили подчистую для плана, не всегда ведь лишние и вредные. Пропала во многих местах вода в колодцах… Сейчас вот на охрану природы перешел. На пенсию не идет, нет. Суров и к себе — это верно… Дали ему теперь это дело, вроде как почетное и более легкое в его возрасте.

А приехала Вера Звягина в Москву с финансовым отчетом по обществу охраны природы. И на студии документальных фильмов у нее дело, так и не уладила, не знает, что говорить Петру Петровичу… «Приезжали к нам в район сценаристы с ЦСДФ. Видимо, рекомендовали им нашу организацию, она на хорошем счету… Да мы и в самом деле много бы могли. Прокуратура может одернуть леспромхоз и молочный завод, которые реки губят. А общество охраны природы — специалистов привлечь, требовать, чтоб не тянули, пускали очистные сооружения. Только ведь это не предписано — так, чтобы об этом слово в слово точное указание было. Вот он протоколы и отчеты и отрабатывает… Если сведение лесов и стоки молочного завода не брать во внимание, остальное образцовым выглядит… И смех и грех с этими киношниками вышел: уехали и даже на официальные запросы не отвечают. Теперь вот он меня послал напоминать и требовать — будет ли фильм? Те фельетон в центральную газету обещают… Вот хорошо бы!» — Вера молодо и весело засмеялась.