Николай Зарудный - На белом свете. Уран

— Вон отсюда! — Стеша открыла дверь, и популярный актер с улыбкой Олейникова, пошатываясь, покинул комнату.

Стеша услышала его хорошо поставленный баритон в комнате Нины и Нилы:

— Варварство. Меня какая-то статистка выгоняет из номера! Меня! Владика!

Утром Стешу пригласил Борис Аверьянович. У него уже сидел мрачный Владик. На Стешу не смотрел. Пил воду.

— Я хотел познакомить вас, — сказал Лебедь. — Возможно, вам придется сниматься вместе.

— Почему «возможно»? — Владик не скрыл удивления.

— Потому что будут еще пробы.

— Мне — пробы? Да вы что? Меня берут без всяких проб. Я…

— Другие берут, а я должен посмотреть. Вы готовы к съемке?

— Почти…

— Тогда мы сейчас поработаем.

Сцена не получалась. Перед этой Стешей, перед ее горящими глазами Владик терялся. Стеша нервничала, ее раздражали пустые глаза партнера.

— Сегодня я не могу работать, — заявил Владик.

— Вижу… До завтра. — Лебедь грустно покачал головой: — Испортили актера.

От роли Владик отказался:

— Меня не устраивает сценарий, коллега. Мелкий. — И поехал искать несыгранные роли шоферов на другой студии.

Стеше пришлось еще много раз встречаться с разными актерами, пока Лебедь не остановился на Михаиле Богачуке, студенте театрального института.

Осенью группа Лебедя выехала на Херсонщину снимать фильм.

Ничего так не любил Нечипор Сноп, как сеять. Весной или осенью, когда выводил он свою бригаду на поля, парни хлопотали возле агрегатов в белых сорочках. Потом, разумеется, носили пропотевшие сатиновые рубахи, но в первый день сева, по неписаному закону, который установил сам Сноп, приходили в белых сорочках. Нечипор сам проверял каждую сеялку, туковые аппараты для удобрений и только тогда благословлял:

— С богом! — Так, наверное, говорил сотню лет назад его прапрадед, начиная это святое дело. Потом Нечипор переходил к современности. — Соревнуйтесь, хлопцы, но помните, что грош цена вашим сверхплановым гектарам, если вы бросите зерно в землю как-нибудь. Слазь тогда с трактора или с сеялки и не показывайся ни мне, ни людям на глаза. А сделаете все как следует — буду носить вас на руках, если найдется время и позволит здоровье…

После такой речи Сноп садился на одноконную линейку и ехал к другому агрегату. Колхоз купил для Нечипора мотоцикл с коляской, но бригадир отказался:

— Что я с того мотоцикла увижу, Платон?.. Раньше, сам знаешь, пешком ходил, а сейчас тяжеловато…

Постарел за последние годы Нечипор Сноп. Кашлял, но держался. Мария уже не раз говорила:

— Иди, Нечипор, на пенсию, отдохнешь, пусть уж Юхим за тебя поработает.

— Пусть он, Маруся, за себя… Как же я дома усижу? Может, я живу и работаю по инерции. Разогнался в молодости и до сих пор в борозде. Остановлюсь — конец мне.

— Неужели без тебя не управятся, Нечипор? Вон какие хлопцы повырастали!

— Управятся, — соглашался Нечипор, — но я свой век хочу дожить в строю, а не в обозе… Звездочку Золотую получил, а теперь на завалинку? Что люди скажут? Что обо мне правительство подумает?

— Звезду тебе, Нечипор, за всю твою колхозную жизнь дали… И за хлеб, который ты вырастил, и за землю, которую вспахал и кровью своею полил.

— Ты ж сама видишь, Маруся, что нельзя мне без этой земли… Вот отсеемся, зимой отдохну, а там посмотрим.

Нечипор Сноп перевел четыре агрегата на Выдубецкие холмы. Хлопцы заняли участки и начали сеять еще на рассвете. Нечипор прошел с края в край за трактором Юхима, время от времени наклонялся, разгребал влажную землю и брал на ладонь зерно, будто золотнику, потом опять клал в грунт. За агрегатом тянулись ровные рядочки.

— Добре, сыну, добре. Сей. Только не забывай за будничной суетой, что делаешь. Если наполняется твое сердце радостью хлебороба и ты осмыслил свою жизнь на этой земле, то и мысли твои будут высокие и чистые и люди скажут о тебе, что ты настоящий человек.

«Пора бы Юхиму жениться, — думает Сноп. — Надо, чтоб дети были». Хотелось Нечипору, чтоб внуки его росли сильными и мудрыми, чтоб никогда не оставляли земли. Дочь Подогретого — девушка славная, пришлась по душе. Хоть отец и в начальстве ходит, а она свеклу обрабатывает. Не дают покоя Нечипору Снопу эти тяпки. Уже и комплексные звенья организовали — стараются механизаторы, — а прополка свеклы все еще на женских руках… Ученых сколько, ракеты запускают на Луну, а машины, которая бы заменила женские руки на свекле, нет… Вот Юхим и Максим поступили в институт механизации сельского хозяйства на заочное отделение, может, они придумают, когда выучатся? Юхим ко всякому делу охочий. И в солдатах прослужил, не опозорив рода Снопов, и из села не убежал на легкие хлеба, как некоторые, и в бригаде первый. А еще есть песни Юхима… Это тоже отрада Снопа: песни Юхима поют в селе и по радио из Киева передавали. Наверное, щедрый тот человек, который дает людям хлеб и песню…

Нечипор остановил коня, соскочил с линейки — в гору было тяжело Архимандриту, и он все время косил карим глазом на хозяина.

— И ты устал. Постарели мы с тобой, Архимандрит, — Сноп взял коня за узду. — Нам бы уже с тобой не в гору, а в долины…

На Выдубе Сноп привязал коня к линейке, снял рубашку и обвел взглядом черное безмежье полей. «Пусть бы и похоронили меня здесь, — подумал Нечипор. — Так не хочется лежать на кладбище: тесно, в жару пахнет бузиной, а зимой занесено снегами… А тут простор, резвятся ветры весенние… — Нечипор быстро вытер слезу, словно боясь, что кто-то ее увидит. Оглянулся: у коня тоже катятся из глаз тяжелые слезы. — А ты почему плачешь? Разве у тебя не было радостных дней? Ты ж помнишь, как лошаденком бежал за матерью в поле, помнишь ее мягкое вымя и запах молока? А как молодым жеребенком, вытянув длинную шею, мчался по утренним сизым лугам, и тебе казалось, что ты летаешь в облаках? А разве ты забыл, как тебя впервые запрягли в свадебную повозку? В гриве твоей были ленты, играла музыка, и ты бил копытами землю, и летела она по всему белому свету… Ты любил, когда вожжи держал в руках Савка Чемерис. Он всегда знал, чего ты хочешь. Потом Савка начал тебя запрягать и в плуг и в бороны… Ты должен был добывать с ним хлеб. Тебя любили, кормили овсом, духмяным сеном, прикрывал тебя Чемерис своим кожухом, когда морозы сковывали землю, а ты возил навоз на поле… Не плачь, мой конь…»

Нечипор Сноп достал из сумки кусок хлеба, посыпал солью и разделил надвое:

— Бери, ешь, позавтракаем с тобой.

«Могла бы у тебя быть и лучшая судьба. Мог бы ты носить в сечи воинов и слышать гул боя, звон сабель, видеть всполохи пожаров, а потом высекать подковами искры из мостовой на парадах… Не грусти… Так уж сложилось, что другие были в боях, тянули нескончаемые грабарки на Днепрогэсах и Магнитках, подвозили боеприпасы, увозили с поля боя раненых. Ты же — обыкновенный колхозный конь. Ты — прекрасный конь, и твоя жизнь прекрасна, потому что ты служил людям. Не плачь, конь…»