Николай Зарудный - На белом свете. Уран

Юхим пытался не пустить Макара, но Нечипор Иванович оттолкнул сына:

— Если мне уж нет веры — ищите! — И, выбежав на подворье, со слезами в голосе спросил: — Укажите, кто на старости плюнул мне в душу! Кто сделал из меня вора?!

На Мазура написали, что он с поля привез домой две телеги картошки. Мирон открыл погреб:

— Перевешивайте… Со своего огорода мы накопали шестьдесят пудов… Максим, давай ведра!

До вечера вытаскивали Мирон с сыном ведрами картошку прямо на снег. Картошка замерзала, превращаясь в рыжие камушки…

У Михея Кожухаря нашли три литра бензина… Составили акт: украл.

На подворье Саввы Чемериса обмерили копну сена, которую он будто наносил с луга. Коляда вызвал с санями Поликарпа Чугая и приказал забрать сено.

— Я не повезу, — ответил Чугай.

— Ты и сам такой, дождешься! — пригрозил Коляда.

— А что Лыска будет есть? — дергал за полы Коляду маленький Тимко — внук Чемериса. — Молока хочу-у!

Платон, услышав это, выхватил из рук Чугая кнут и ударил по коням. Они рванулись с подворья.

— А ты здесь что делаешь? Защитник нашелся! — закричал Коляда. — Мне сказано, я проверяю… Пишут же, чтоб руки у них поотсыхали… Разве оно мне нужно?

— Так можно каждого сделать вором, — с горечью и укором сказал Савва Чемерис. — Если уж на Снопа и Мазура написали — где же тогда правда? — Он взял Тимка за руку и пошел в хату.

Вечером Платон привел Васька к Мазуру:

— Если можно, пусть побудет у вас.

— А ты куда? — спросил Мирон.

— Опять еду… Поеду, потому что хочу верить.

— Езжай, — ответил Мирон, потом достал из ящика деньги и протянул Платону: — Возьми, у тебя нет… А то, что пишут на нас во все концы, — пусть. Переживем. Нечипора только жаль, совсем больной… А я выдержу. Я эти колядки уже слыхал на своем веку… Он все это затеял, чтобы позатыкать нам рты…

В окно постучали.

— Дядько Мазур, Мостовой просит, чтобы вы с Платоном пришли в контору! — звал какой-то паренек.

В конторе, кроме Мостового и Коляды, уже сидели Подогретый, Максим и Лисняк. Мостовой поздоровался с Мазуром и спросил:

— Вся картошка померзла, Мирон Николаевич?

— Не знаю.

— Как вы могли позволить, чтобы у вас перевешивали картошку? Неужели не ясно, что это провокация? Мерзость какая…

— А если нас сделали ворами? Надо же людям доказать, что это ложь? — ответил за отца Максим. — Вон и у Нечипора Ивановича Подогретый искал на чердаке кукурузу.

— Я виноват? Семен Федорович сказал, что прокуратура потребовала проверить, — не поднимал головы Подогретый.

— А что мне делать?! — вдруг стукнул ладонью по столу Коляда. — Комиссии замучили! В газетах пишут, будто я потыкал столбы, чтоб они пропали! Я за всех один должен отвечать? Не будет этого! Донесут на меня, что я украл, — перевертывайте мою хату вверх дном.

— Вы не горячитесь, — сказал Мостовой. — Никто никогда не поверит, что Сноп и Мазур, Кожухарь и Чемерис воры… И вы это знаете. Знаете или нет?

— Знаю, но с меня требуют, — оскорбленно посмотрел на Мостового Коляда.

— Если знаете, то отбросьте к чертовой матери эти анонимки! Неужели не понимаете, что этим вы позорите людей!

— Я делаю все, что мне велят… А если вы, товарищ Мостовой, требуете положить все эти заявления под сукно, то напишите мне указание. И комиссиям запретите приезжать. А то все против меня, будто я их пишу. — Коляда шмыгнул даже носом от обиды. — А с этой электрикой выставили меня на смех людской… Он себе похаживает, — кивнул на Платона, — ему и за ухом не свербит, а я как увижу столб, то повеситься на нем хочется.

— У меня душа болит не меньше, чем у вас, — сказал Платон. — И то, что мы начали, я доведу до конца.

— Что, опять поедешь пороги обивать? — сопел Подогретый.

— Поеду.

— Ты не спеши, — сказал Мостовой.

— Я поеду. Сегодня поеду. Нельзя жить и смотреть только под ноги. Скоро весна, хлеб надо сеять… А у нас еще нет семян, минеральных удобрений, и вместо того чтобы что-то делать, мы ищем на чердаке у Снопа украденную кукурузу… Позор!

— Твоих слов я к протоколу не подошью… И я тебя не держу, можешь ехать, — махнул рукой Коляда.

— Еще одна анонимка будет, — спрятал усмешку Мазур.

— Я должен идти, Александр Иванович, — обратился к Мостовому Платон, — а то опоздаю на поезд.

— Что ж, будь здоров, — не сразу ответил Мостовой. — Скажи моему шоферу, чтоб отвез на станцию.

— Спасибо. — Платон вышел.

В конторе воцарилась тишина. Иван Лисняк что-то написал и подал записку Мостовому. Тот прочитал и сказал:

— Лисняк требует, чтобы мы нашли, кто обливает грязью честных людей.

— Что, будем ходить по хатам и сверять почерки? — спросил Коляда.

— По всем не надо… Пишет тот, кто бывает на партийных собраниях, на правлениях, кому известно, о чем там говорят, — ответил Коляде Мазур.

— На что вы намекаете? — резко повернулся Коляда.

— Мирон дело говорит, — сказал Подогретый.

— Я не против, но чтобы потом нам не сказали, что мы хотим расправиться за… критику. — Коляда посмотрел на Мостового, ожидая поддержки.

— Это не критика, а клевета, — ответил Максим. — Мне плюют в лицо, а я должен утираться и улыбаться? Я не согласен!

— Помолчи, сын.

— На меня тоже написали, — будто оправдываясь, показал на папку Коляда. — В газету…

— Мы сделаем так, — раздумчиво сказал Мостовой, — созовем собрание и зачитаем все эти бумажки колхозникам. Послушаем, что скажут люди.

— Зачем выгребать сор из избы? — Коляда обратился почему-то к Подогретому.

— Чтобы было чище, — ответил Мостовой. — До свидания, я еще хочу зайти к Снопу…

— Видишь, куда гнут? — спросил Коляда у Подогретого, когда они остались вдвоем. — Мостовой хочет замять все. Боятся…

— А чего им бояться, если все брехня? — буркнул Макар. — К чистому не пристанет…

— Это они чистые? Они? — прорвало Коляду. — Забегали, потому что дрожат за свои шкуры. Это же антипартийная группа.

— Ты, Семен, в эту свою политику меня не втягивай, надоело.

— Какая это моя политика? Я за правду. Или и ты за ними руку тянешь?

— Да где же та правда, когда я… полез к Снопу на чердак искать кукурузу? Стыд.

— Прикажет партия, и на колокольню полезешь!

— Разве это мне партия приказала? — Макар подошел к Коляде. — Ты меня послал.

— У меня заявления!

— Их можно и триста накорябать…

— Что ты сказал? — у Коляды задрожала челюсть.

— То, что ты слышал. Сам будешь проверять.

— Нет, и ты со мной будешь! Будешь, если хочешь удержаться.

— Я могу и навоз возить, — сказал Подогретый. — Думаешь, я не знаю, кто все это пишет?

— Кто, кто? — пристал Коляда. — Чего же молчал?

— Надо будет — скажу. — Подогретый схватил шапку и вышел. Потом возвратился и бросил с порога: — Свою хату я за собственные гроши построил. У меня на каждый гвоздок документ имеется.