Яков Ильичёв - Турецкий караван

У Чичерина и сейчас не было семьи, дома: его жилой номер в гостинице — второй рабочий кабинет. Управляющий делами Совнаркома, зайдя однажды к Чичерину, увидел, что нарком увлечен каким-то письмом, но при этом, не глядя, берет тут же с тарелочки и грызет сырой овес — выдали наркоминдельцам в качестве пайка, дома очистят, смелют на кофейной мельничке… Чичерин был одинок, не вел хозяйства.

Он был болен. Сахарная болезнь неизлечима, он это знал. Облегчать ее течение казалось ненужным: временами он хорошо чувствовал себя. Однако он часто простужался, сотрудники видели его с шарфом, обмотанным вокруг шеи.

Фрунзе, подойдя, склонил голову, пожал его большую с длинными пальцами руку, опустился в кресло и уже вблизи увидел беспокойные, выпуклые, орехового цвета глаза наркома. Сказал:

— Георгий Васильевич, помогать ныне Турции или бросить ее, конечно, такого вопроса у меня нет…

Чичерин повел плечами, как в ознобе:

— Но кое-кто у нас считает, что дружба с кемалистами просто недоразумение, находит обстановку в Ангоре скандальной и полагает, что там, по существу, верховодят империалисты, пока в парламенте идут потасовки и кулачные бои, чем разрешаются скандалы… А мне вспоминается книга Тэна о французской революции и вписанное одним из моих родственников на полях: «Я ли, не жалея рыла, обшарила весь задний двор». Исследование задних дворов — вот что нужно сказать о мнении кое-кого! Коллекция анекдотов о каких-то драках в Национальном собрании… Да, у Кемаля есть противники, о нем многое выдумывают. Но из этого не следует, что личность Кемаля незначительна или что он против нас. По крайней мере сейчас.

— Постараюсь поговорить с ним по душам. Что сказать ему от вашего имени, Георгий Васильевич?

— От всех нас! Мы понимаем, какую тяжелую, кровавую борьбу ведут ныне турки… Да, там положение сложное, особенно сейчас, когда армия Кемаля отступает под ударами королевской армии Афин. Положение самого Кемаля также сложное. Это мы видели, чувствовали уже на переговорах с турками в Москве. Переговоры были нелегкими, долгими, с бесконечными зигзагами. Турки нервничали, колебались. На первом этапе просто метались между Лондоном и Москвой…

— Вопреки своей же поговорке — «Не кланяйся, как весы, в обе стороны»?

Чичерин помедлил, ответил:

— Да, поговорка чудесная. Но слишком острая, и вам, когда поедете, может, и следует кое-кому там напомнить ее. Кемаля же, например, мне кажется, она незаслуженно оскорбит. А главное в отношениях с Анатолией — как бы она ни колебалась, не терять из виду историческую перспективу. Как ни страстно желание Сити привязать к себе имущие классы восточных народов, имеется нечто, на чем эта политика поскальзывается. Имеется неизлечимая склонность господ из Сити получать в колониальных странах некую мелочь, называемую сверхприбылью! И имеется столь же неизлечимая склонность тех, с которых она должна быть содрана, ее не платить…

Фрунзе откинулся в кресле, усмехнулся. Чичерин продолжал:

— Парижский агент Франклен-Буйон или агент ультразловредного Форейн-оффиса наверняка сейчас обхаживают и Мустафу, и его противников, но это нас не пугает!

— А военное поражение не приведет ли к сговору с Антантой?

— Вряд ли! Правда, наш полпред товарищ Нацаренус шлет почти панические телеграммы, что глава обороны Рефет-паша интригует против Мустафы, вместе с Энвер-пашой, который болтается в эмиграции, хочет отстранить Мустафу и, пока враг не взял Ангору, сговориться с Антантой. Но мне кажется, что это не реально…

— Смещение Мустафы Кемаля?

— Как сказать, стремящихся к этому генералов там предостаточно, — отвечал Чичерин. — К тому же, сообщает Нацаренус, пока Мустафа и Февзи на фронте, Рефет-паша стал уже председателем совета комиссаров, и в полиции и всюду насадил своих людей. Сторонников же Мустафы удалил…

— Выходит, мы с нашей поездкой вроде уже опоздали?

— Нет, нет! О ней сейчас же громко объявим всему свету, и это поможет Кемалю устоять перед нажимом и с Запада… Я храню вот эту статью из «Дейли геральд», — Чичерин достал папку с вырезками, прочел: — «Заговор о создании нового фронта против России на Кавказе налицо. Западные капиталисты не хотят отказаться от своих надежд на бакинские нефтяные богатства… Опасность заключается в секретном союзе между Кемалем и Антантой против России… Нужно признать Кемаля, дать ему компенсацию за расходы в Армении, и он согласится выгнать красных из Баку…»

— От этой мечты Запад еще не отказался…

— О ней хлопочут его агенты! В самой Анатолии! — подхватил Чичерин. — Весной мы разгадали этот план. Разгадали и сорвали его! Тогда Красин телеграфировал о заявлении французской «Матэн»: желаемое франко-турецкое соглашение даст возможность создать Кавказскую конфедерацию. Запад будет, так сказать, организовывать Кавказ! «Организовывать» — это их словечко!

— Любопытно…

— Мы тогда обратились к рабочим за границей. Мы приняли дипломатические меры, чтобы удержать Турцию от участия в этом гнусном походе. Все это время нам удавалось удерживать Турцию от пагубных выступлений, от опасной ориентировки. Когда подписали Московский договор, открылась перспектива полного избавления от вечных войн на Кавказе. Навсегда! Скажите, пожалуйста, Мустафе, что мы крепко держимся за наш договор, Московский. Если вам удастся укрепить его подписанием аналогичного — украинско-турецкого, то антисоветского похода впредь не будет.

— А если к власти в Анатолии придет оппозиция, Рефет?

— Слишком много причин толкают турок к дружбе с нами. Что будет с Кемалем, если король возьмет Ангору? Что бы ни было, война за независимость на этом не кончится. Я хочу сказать — в случае поражения сейчас…

— Георгий Васильевич, вполне сознаю, что без союза с народами Востока наше социалистическое дело немыслимо. Стало быть, помощь борющейся Турции — наш не только моральный, но самый естественный, соседский интерес. Как член Цека, я полностью поддерживаю обещание помочь оружием и золотом. И думаю вот, как бы добиться решения, изыскать, получить какую-то сумму и отвезти в счет тех обещанных десяти миллионов… Обещание надобно выполнить. Верно? Ведь турки проливают свою кровь…

— Это все так, — задумчиво проговорил Чичерин. — Да где взять?

— Чрезвычайно интересуюсь личностью Мустафы Кемаль-паши, — сказал Фрунзе.

— Прочтите его письма. Особенно первое — к Ленину. Его декабрьскую радиограмму Ленину… Султанский двор ругает Мустафу дьяволом. А он отвечает: если дело независимости этого потребует, то я и дьяволом стану!

— Есть один вопрос, филологический, что ли. Знаю, члены ангорского правительства называют себя «векилями», на французский переводят — «комиссар», а можно и «министр». В нашей переписке — как?