Яков Ильичёв - Турецкий караван

Поездка эта была весьма утомительной… Пришлось проделать значительную часть пути на арбах.

…От самого Трапезунда шла молва о нем:

— Едет русский паша, албаш Фрунзе, всем доступен, говорит с простым народом, очень красив, хорош…

Поздней осенью резкие ветры, ледяные, бывает, и на юге, срывают шинель с плеч, насквозь пронизывают, голова мерзнет, и плохо слышно. До Вани, стоявшего у караульной будки, не сразу дошли слова начальника военной школы:

— Скородумов, тебя вызывают в штаб…

Ваня подумал, что его требуют в штаб конного полка, из которого после взятия Крыма и ликвидации врангелевщины он был послан в Харьков учиться. Теперь что же — обратный ход? Красноармеец, недавний фронтовик, он путем еще и не учился, только вот в военной школе сейчас… Прежде, когда главным делом была война, он не знал такого счастья — сидеть в классе, слушать урок.

— Отзывают? — от волнения даже охрип.

— Вызывают, говорю. В главный штаб. К командующему.

— К самому Фрунзе?!

Булыжная площадь, голый сквозящий сад, большое здание штаба… Стынущий у входа часовой оглядел недоверчиво и вызвал дежурного. А тот, прочитав Ванину бумагу, разрешил:

— Дуй в секретариат.

В полутемном коридоре Ваня с ходу спросил первого встречного командира, в какую комнату идти. Веселым карим глазом командир прицелился в нашивку школы на Ванином рукаве:

— Скородумов? А я из отдела как раз, Кулага. Командующий скоро будет. Немного подождать…

Кулага провел в комнату со столом и стульями, к свету, взглянул на сапоги Вани:

— Целы? Садись. Все расскажи мне о себе. Что ты был, что ты есть. Какое в общем имеешь высшее образование?

Ваня охотно ответил:

— Церковно-приходское имею!.. Было дело в Ярославской губернии, в деревне Шоле — ходил. К тому же больной студент приезжал на поправку, три книги мне дал. А в полку, даже в походах, меня учил незабвенный друг, политрук Антон Горин — не слышали про такого? С ним я до самого штурма Сиваша дошел. Здесь и потерял. В тачанке я поддерживал его, раненого, еще живой он был. Но тут опять пулемет резанул, коней убило, повозка перевернулась, и на моих глазах Антона затянуло в соленый настой… Ну, потом у комиссара я учился. Газеты, конечно, культпросвет. Теперь в школе — математика, тактика… А мои сапоги, скажите, почему волнуют вас?

Не на тот же ли Сиваш посылают его — постоять на контроле при вывозке драгоценной ныне соли?

— В Турцию поедешь, — вдруг сказал Кулага.

Ваня даже привстал:

— Зачем же это, товарищ командир?

Кулага поднял бровь:

— Ты — кто, интернационалист? Так помогай народам Востока.

— Ясно — угнетенным… Однако чем именно помогу?

— Участием в особой делегации…

Какой такой особой? Ваня больше не стал ни о чем спрашивать, нахмурился. А Кулага усмехнулся:

— Не желаешь в Турцию? Наверно, барышню в Харькове завел?

— Жена у меня на родине… в голубом краю… — совсем тихо ответил Ваня.

— Вон как — жьена! — Кулага по-южному мягко произносил «ж» и твердо — «зыма» вместо «зима». — Молодая жьена?

— Незаконная пока, — признался Ваня. — Но и мальчонка есть…

— Успел уже! Шустрый…

— Домой бы хоть на сутки. Да вот — мотай совсем в другую сторону. Такая судьба.

— Поедешь в охране командующего. Он же — чрезвычайный и полномочный посол. Читал в газете его статью «По ту сторону Черного моря»?

Ваня, конечно, многое слышал о командующем. Дважды приговоренный царским судом к смертной казни, Фрунзе в камере, в ожидании пересмотра приговора, учил французский язык… Конные казаки накинули раз аркан ему на шею, с гиком погнали лошадей; его поволокло, било по каменной мостовой; полумертвого бросили в полицейскую дежурку… А после революции, когда в Москву приезжал, говорят, Ленин у себя чаем его поил… Под Уфой Колчака довел до ума, а прошлый год на Перекопе-Сиваше — барона вот Врангеля. Мировой капитал так и ахнул… Ясно, Фрунзе охранять надо.

Ваня подумал: а может, закавказские те белогвардейцы собирают силы на границе с той стороны, хотят снова взять нефть, чем и смазать лапу британского льва? Вполне возможно. Не войскам ли красным делать смотр поедет на юг Фрунзе?

— Станешь, Скородумов, дипломатом, самым скородумным! — Кулага усмехнулся своей шутке и достал из ящика стола газету.

Смеется… Взять вот да и подойти к Фрунзе: «Товарищ командующий, прошу оставить меня в школе».

— И такая просьба к тебе, — другим тоном начал Кулага, но запнулся. — Ладно, потом. Почитай-ка вот, а я скоро… — подал газету и вышел.

Вчера в культпросвете Ваня не стал читать эту статью: голова гудела, мечтал об ужине и махорке. А теперь взялся… «По ту сторону…» — это в Турции. Султан в мировой войне стоял вместе с германским кайзером, вместе и проиграли, султан Антанте сдал государство, столицу и проливы из моря в море. Антанта взяла самого его вроде под защиту, а государство поделила…

Шевеля губами, Ваня читал незнакомые названия. Месопотамия, Аравия, Палестина — эти края достались Англии. Сирия и другие — Франции. Теплый город Смирна и вся губерния — Греции. Адалия и десять островов — Италии. Турецкое плоскогорье между морями, где турки-земледельцы и пастухи живут, называется Анатолия. Всю ее поделила Антанта. Дороги, сады, табаки, финансы — все взяла, и ангорских коз, и морские порты…

Ваня читал угрюмо, а стало веселей, когда дошел до слов о том, что в глуши, в той самой Анатолии, восстали мужики — партизаны, сорганизовались и боевые офицеры — спасать страну. И вождь у них — Мустафа Кемаль-паша. «Паша» значит генерал, но этот не обыкновенный. Султан остался без войск, без подданных, без денег: не золото блестит перед ним — английский штык. Антанта старается рассеять армию Мустафы Кемаля, развернулась в боях. Англия снарядила Грецию, войска высадились с кораблей на побережье… А с восточных гор на турок кинулись было и армянские дашнаки, с английским оружием кинулись, и тут война. Но дашнаков жестоко побили турецкие войска Карабекир-паши, крайне жестоко. Красная Армия подоспела, в Армении установилась Советская власть, и тогда тут стало спокойно. А вот с греческим воинством сладу нет, лезет, подбирается к городу Ангора [1] Так в те годы называли Анкару. Турки произносят — «Анг’ра». , где ставка Мустафы Кемаля. Этим летом сам король Константин повел войско, далеко вышел за Багдадскую железную дорогу, совсем уже было подобрался к Ангоре. Но отбиваются турецкие аскеры — солдаты, мужики. Большой кровью — уже тысячи полегли.