Варлен Стронгин - Вечный всадник

«Но я не видел Атти мертвой!» — вдруг подумал Ютти и почувствовал, что постепенно оживает. Атти нет здесь, но где-то она должна быть, и он, сильный охотник, найдет ее, найдет во что бы то ни стало!

Силы и уверенность наполняли Ютти, и, почуяв это, стал пятиться назад барс и набирать высоту орел.

Ютти поднял голову и увидел громадную птицу.

«Не могла же она утащить Атти! — подумал он. — Девушка достаточно ловка, чтобы увильнуть от самого большого орла. И она просто так не сдалась бы этому хитрому барсу, спрятавшемуся за камень и сверкающему оттуда злыми, полными дикого безрассудства глазами». Он, Ютти, наверняка нашел бы место их борьбы и в худшем случае останки девушки.

«Люди? — мелькнуло в голове Ютти. — Да, люди! Кто же еще!» Это они охотились за ним, это они похитили у него Атти!

Ненависть вспыхнула в его душе, появилось неодолимое желание отомстить людям за долгое унизительное преследование, за Атти.

«Но людей очень много. И у них есть длинные предметы, при помощи которых они в мгновение валят с ног здоровенного кабана». Нет, ему не совладать с ними! — понял Ютти и от бессильной злобы, в отчаянии понесся вниз, туда, где, по его расчетам, должна находиться Атти. Он бежал, забыв об опасности, и спустился по склону так низко, как раньше никогда не позволял себе, и даже не заметил, что выскочил на протоптанную людьми тропинку.

Люди увидели его первыми. Это были туристы. Подъем в гору утомил их, требовалась разрядка, а тут подвернулся им явно оригинальничающий заросшими волосами субъект в длинной шкуре, и они дружно рассмеялись.

Ютти поднял голову, увидел людей, тут же хотел бежать, но задержался, так как они показались ему не такими страшными, как прежде, когда шли по его следу, они стояли и улыбались, разглядывая его и даже не помышляя о нападении.

— Ну и хиппарь! — сказал один из туристов.

— Перший класс! — согласился другой.

— А может, это снежный человек? — восторженно пролепетала девушка с громоздким рюкзаком и тонкими чертами гриновской героини.

Взрыв смеха потряс группу, расхохотался даже ее руководитель, штатный тренер турбазы, который вообще никогда не смеялся, так как устал от бесконечного лазания по горам и от беспечных туристов, ржущих по любому поводу.

— Хватит, — произнес он, напустив на лицо серьезность и ответственность за порученное ему дело.

Группа невозмутимо двинулась вперед, обернулась лишь девушка, признавшая в Ютти снежного человека. Она нежно, по-доброму посмотрела на него из-под пригибающей ее к земле ноши, чем-то напомнив ему Атти, и у Ютти снова защемило сердце, опять в его душе закипела ненависть к людям, которые похитили у него любимую и, возможно, сейчас так же мучают ее, как и эту девушку, водрузив на ее спину громадную поклажу.

В то же время его озадачило миролюбие людей — не хитрость ли это? Но другого выхода у Ютти не было, и он побежал наверх, сначала в пещеру Атти, где по-прежнему было пустынно, а потом и в свою, набрал в мешок еды, положил туда камни, высекающие огонь, несколько любимых Атти блестящих камешков, самый острый топорик, барсовую шкуру для ночлега и уже медленно, осторожно начал спускаться вниз к людям, где томилась и ждала его Атти, которую он непременно спасет и, если будет надо, станет бороться за нее беспощадно, потому что без нее нет ему на земле жизни.

Солнце палило на всю мощность, прямо перпендикулярно вонзая лучи в тела отдыхающих и издеваясь над людьми, готовыми ради загара разрушать свою вегетативную нервную систему. Но у солнца свои заботы, а у людей — свои, и кто поверит людям, что они хорошо отдохнули на юге, если их тела и лица не потемнеют до такой степени, что некоторых из них можно будет принять за гостей из быстро развивающихся стран.

Солнце вершило свое дело настолько уверенно и методично, что кое-кто из людей сдавался, покидал належанные на пляжах места и сонно разбредался по домам и близлежащим столовым. Жара почти что обезлюдила набережную, пусть на время, но все же отлучила людей от торговых точек. Оживление царило лишь у винно-пивных автоматов. Холодное пиво иллюзорно возвращало бодрость, рыбешка, продававшаяся тут же не менее высохшим старичком по рублю за штуку, создавала видимость праздничного настроения, а сухое вино по двугривенному за стакан будоражило душу и развязывало языки. Поэтому у автоматов всегда было людно и шумно, за исключением тех случаев, когда не завозились напитки или отсутствовали механик Евгений и приходящаяся ему женой кассирша по размену монеты Наташа. Это случалось крайне редко, обычно не чаще пяти-шести вечеров за сезон, когда в местном концертном зале играл какой-нибудь известный скрипач, пианист или симфонический оркестр. В такой вечер Евгений тщательно брился, разыскивал и четко обозначал потерявшийся в суете буден пробор, надевал модный финский костюм и выходил во двор небольшого домика, где они с женой снимали комнату; в ожидании супруги он нервно прогуливался по узкой каменной дорожке, на которой трудно было разойтись двоим и которую хозяева наверняка бы ликвидировали и засадили фруктовыми деревьями, если бы имелась возможность передвигаться по воздуху.

Наташа готовилась к походу в концерт не менее тщательно, придавая пышность и воздушность слежавшейся прическе, четкость линии бровям, и, облачившись в фирменный джинсовый костюм, купленный за полцены у сильно загулявшей курортницы, выходила вместе с мужем на набережную. Они шли чинно, не оглядываясь по сторонам, только Наташа не без удовольствия косила глаза на женщин, заметивших на ее руке кольцо с бриллиантом. Евгения и Наташу вполне можно было принять за респектабельную курортную пару, по крайней мере Евгений в эти минуты чувствовал себя не менее чем преуспевающим доктором наук, часто издающим свои книги, на гонорар от которых он подарил жене кольцо с драгоценным камнем. А на самом деле все было гораздо прозаичнее. Еще три года тому назад Евгений работал в КБ большого города инженером и, будучи по натуре человеком нервным и обидчивым, считал, что заведующий отделом Муравьев из-за злого умысла не повышает Евгения в должности и тем самым лишает тех материальных благ, которые он заслуживает. Евгений мог доказать начальнику, что достоин лучшей участи. Для этого нужно было сдать кандидатский минимум, поступить в заочную аспирантуру и защититься, но, как считал Евгений, этот путь для него унизителен, так как в течение нескольких лет ему по-прежнему придется находиться под началом Муравьева и терпеть его издевательства. Разумеется, можно было подыскать другое КБ, но, по мнению Евгения, это не гарантировало его от другого Муравьева. И тогда Евгений избрал путь, ведущий к материальному благополучию и одновременно наносящий Муравьеву и ему подобным непоправимый моральный и научно-технический урон, связанный с утечкой из КБ и вообще из науки его, Евгения, мозгов. С гордым видом победителя он подал Муравьеву заявление об уходе с работы по собственному желанию. Последние два слова он подчеркнул дважды, символизируя этим истинное наличие у себя такого желания. Муравьев пробежал заявление глазами и, к удивлению. Евгения, не рухнул всем своим могучим телом на стол и не закатил глаза от глубокого обморока, а спокойно поставил свою подпись. «Видимо, не понял значения происходящего», — подумал Евгений и в знак протеста на следующий день снял с работы свою жену Наташу, трудящуюся на секретарской должности в одном из химических НИИ.