Степан Сарыг-оол - Повесть о светлом мальчике

И в этот предпраздничный вечер все готовились, как тому положено. Доставали замороженное для праздника мясо, молодежь расчищала катки, места для городков, устраивала качели. За аалом были воздвигнуты две высокие кучи из снега, в них воткнуты два дерева, а между ними сооружен настил из камней — для костра.

В одной из юрт нашего аала жил лама. Он с вечера закрыл дымоход своей юрты и всю ночь молился. Слышно было, как он читал молитвы, бил в барабан, стучал в гонг. К нему приходили люди и тоже молились. Парни и девушки разошлись по юртам и играли в разные игры. Меня — работника — к играм не очень-то допускали, но веселья мне хватало. Я бегал из юрты в юрту, смотрел, где что делается, и угомонился, лишь когда созвездье Семь Царей повисло над самой дверью юрты. Я присел у двери юрты — и так и заснул.

— Эй, соня, мешок для еды, вставай, беги умойся снегом! Сегодня просыпать нельзя никак!..

В юрте уже никто не спал, каждый занимался последними приготовлениями к празднику. Я выбежал на волю — все звезды были еще целы. На дальнем пригорке шумела ребятня. Я побежал туда — все, закатав рукава, тщательно умывались снегом. Я спросил у дружка-пастуха:

— Почему это сегодня надо вставать в такую рань?

— Забыл, что ли? Всегда так в новогоднюю ночь! — Он указал в ту сторону, где виднелись сооружения из снега: — Скоро к нам туда пожалует сам Эжен. Мы пойдем к нему навстречу и будем молиться. Тот, кто проспит и не помолится ему сегодня, останется грешником и неосвященным. Понял?

«Сколько же лет я оставался грешником, сам того не зная!» — подумал я и воскликнул:

— Ой, Эжен! Значит, мы его самого увидим?

И усердно начал разглядывать небо — не увижу ли Эжена, которого, бывало, поминал не один раз на дню. Потом я ожесточенно принялся тереть снегом свои руки, потрескавшиеся и черные, как паленые бараньи ножки. Лицу тоже досталось, так что, когда я вернулся в юрту, хозяйка от удивления вскрикнула:

— О, Ангыр-оол, у тебя на лице, что ли, пожар занялся?..

Хозяин наш был самым старшим в аале, и ему предстояло руководить праздником. Он роздал кому-тарелку с вареным мясом, кому чайник с горячим чаем, кому флажки из белой бумаги, нанизанные на нитку, железную лопату с горящими углями, тарелки с разной едой. Когда мы вышли, из других юрт к сооружениям из снега тоже двигались люди.

Стало светать. Между снежными сооружениями расстелили тонкую белую кошму, не бывшую еще в употреблении, а к воткнутым в снег деревьям прикрепили бумажные флажки. Высыпали на дрова угли — огонь бросился в небо, масло затрещало, все вокруг озарилось ярким веселым пламенем. Люди встали в затылок друг другу, а хозяин, взяв специальный черпак, брал из чайника чай и разбрызгивал на четыре стороны, приговаривая:

— О Эжен! Со змей шкуры спадать начали. День нового года просыпается. Все тяжелое миновало. Все хорошее поверни к нам лицом, великий боже!.. Всем, кто трудом живет, — благополучия и счастья! Пусть джут далеко обойдет нас. Кто траву ест, пусть хищных зверей не встретит. Болезни и грехи пусть мимо нас пройдут…

Я не очень понимал, о чем его молитвы, но внимательно слушал да еще небо усердно разглядывал — совсем голова закружилась.

Когда хозяин закончил жертвоприношения и молитвы, все сняли шапки, положили их перед собой и стали молиться, кланяясь до земли, громко высказывая Эжену затаенные желания. Я послушал-послушал, да тоже решил высказать Эжену свои просьбы: «Кому попало не давай обижать меня, не оставляй живот мой без пищи, не давай мерзнуть моим ногам и телу без одежды и обуви…» Произнеся это, я зажмурился, придумывая, о чем бы еще попросить Эжена, открыл глаза, так ничего и не придумав, и увидел, что все уже закончили молитвы и протягивают друг другу руки для приветствий. Я вскочил и с удовольствием включился в эту церемонию.

Первыми должны протягивать руки для приветствия более молодые, а старшие в ответ опускают свои, слегка касаясь рук приветствующего. Если же встречается ровесник или друг, вежливость обязывает опустить свои руки ниже и не допустить, чтобы он опустил свои руки ниже твоих. При этом надо следить, чтобы рукава покрывали кисти рук, если же не успел спустить рукава, прикрой руки полой одежды. Кроме того, в знак уважения, особенно к старшим, во время приветствия следует передать что-то из рук в руки. Кусочек белой материи, даже нитку белую. А чиновникам, ламам и прочим важным лицам передают при новогоднем приветствии меха, табак, какие-нибудь ценности, материи.

Местные небольшие чиновники в эти дни здорово наживаются. А если очень большой чин появится — он всю округу оберет. Обычай этот, говорят, был установлен китайскими чиновниками в пользу богдыхана.

Кончив молитвы и приветствия, все отправились в аал и принялись угощать друг друга табаком, обмениваться мелкими подарками.

В этот день никто даже на меня, отвергнутого сироту, не глядел с презрением, никто не ругал меня и не прогонял, как обычно. Сегодня я был счастлив, грудь моя дышала легко, глаза просветлели, я как равный и с радостью протягивал для приветствия руки и самым старшим и самым маленьким.

В каждой юрте сегодня на медленном огне в самой большой чаше варилось мясо. Вся посуда была наполнена вкусной едой. Все пели, шутили, смеялись и радостно приветствовали друг друга. Сегодня ни одна юрта не должна была остаться без гостей, без угощений. После угощений начинаются игры, а после игр все собираются в одной юрте и снова угощаются. Каждый получает, сколько он хочет, сколько может съесть.

Бывали случаи, когда устраивались состязания в еде — кто больше съест. Такие состязания старались проводить у богатых, но скупых хозяев. Для хозяина считалось большим позором, если какой-то гость скажет, что он еще не сыт, если угощения не хватит. Дополнительно в присутствии гостей готовить не полагалось.

Среди участвовавших в празднике был один очень скупой богач, Херик-Кожай. Когда мы были на угощении в какой-то юрте, я случайно услыхал, как четыре парня, работавших ранее у Херик-Кожая в батраках, сговорились опозорить его перед народом.

Шел третий день празднеств. После игр и состязаний обед был назначен у Херик-Кожая. Там-то парни и хотели наказать и высмеять своего прежнего хозяина.

— Знаете, какого зверя зарезал на праздник Херик-Кожай? Тощую двухгодовалую козу, у которой нога была повреждена летом. Говорит, мол, на празднике богачи почти не едят, а для голодранцев сойдет и это.

— А как он батраков кормит? Даже овечьи выкидыши приказывает коптить, а после варит. Что батраки! Их и семья его ест, до того он скуп.

— Жадному баю лучше обеднеть, а безрыбному озеру лучше обмелеть!

— Осенью за пастьбу он обещал мне козу с козленком, а где они у меня? Во время окота — сами знаете, сколько хлопот, когда окот идет, — волку удалось отбить одну козу. Вот он и не дал мне ничего…