Степан Сарыг-оол - Повесть о светлом мальчике

— Проучим его, договорились? — подвел итог самый старший из них, Хургул-оол.

— Э-э, молодцы ребята! — вырвалась у меня похвала.

Но парни не обратили на мои слова никакого внимания, и я следом за ними вошел в юрту Херик-Кожая, даже подпрыгивал, предвкушая увлекательное зрелище.

Люди уже сидели густо, хозяин раздавал угощение. Я пробрался вперед и заглянул в чашу. Жира оставалось маловато, да и вообще чаша была наполовину пуста. Значит, у парней есть все шансы выиграть.

Парни сели неподалеку от дверей, где было место. Хургул-оол встал, развернул свою квадратную, как аптара, грудь и обратился к хозяину:

— Брат мой старший, хозяин! Тут нас четверо твоих младших братьев, налей-ка, пожалуй, нам в одну чашку на всех. А то у тебя что-то рановато дно чаши с половником разговаривать начало.

Присутствующие острия своего внимания направляли то на Хургул-оола, то на хозяина. А тот стоял как каменный столб с черпаком в руке, а какая-то незаметная кисть малевала его лицо желчью. Первой опомнилась его жена, засуетилась, с трудом двигая свое ожиревшее, словно у горного индюка, тело.

— Э-э, старик, да ты своих шутников не узнал? Возьми корыто, наполни тоем, подай гостям.

Хозяин, так и не найдя, что сказать в ответ, стал наполнять большое деревянное корыто угощением. Присутствующие перестали есть, приготавливаясь смотреть, как медведь и лев состязаться станут. Самый старший из гостей сказал:

— Ну что ж, Херик-Кожай, парни показали тебе свои желудки, а тебе придется показать им свое благородство. Пригласи их на почетное место, пусть сядут повыше, чтобы всем было видно.

Парни прошли вперед, хозяин подал им ложки, налил в корыто супу и сложил туда же все жирные куски. Примерно с ведро еды туда вместилось. Хургул-оол перемешал еду, сказал:

— Ну, ребята, не стесняйтесь и не спешите. Времени нам не занимать, а кроме наших желудков, никакого другого добра на этом свете мы не имеем.

Хозяйка, выручая растерявшегося мужа, весело покрикивала на него:

— Эй, эй, вон маленькие гостечки позади тебя без угощения сидят! Вон у девушки еда кончилась! Давай поворачивайся во все стороны, да попроворней!..

…Парни тем временем добросовестно все съели. Хургул-оол, порывшись в корыте, сказал:

— Что, молодцы, эти кишки не едятся? Ну, давайте у хозяина добавки просить!..

До этих его слов в юрте держалось какое-то ожидающее молчание, а тут грянул хохот. Хозяин, уже не в силах сдерживаться, заорал на парней:

— Раз уж вы такое задумали, надо было предупредить!

Он посмотрел в пустую чашу и превратился в тело, покинутое душой. А хозяйка запричитала:

— Да что, на тебя верблюд наступил? Предлагай гостям сварить новое угощенье! Вон сколько жирного мяса в барбе!..

Хургул-оол спокойно перебил ее:

— Ладно, ребята! Что обижать хозяев? Они заготовили много жирного мяса не для гостей, а для себя. Пусть будет так. Очистим-ка до дна корытце да пошли играть! А угощенья и в следующей юрте много.

Его поддержал старик Аян-оол:

— Правильно, ребята! Мясо из хозяйской барбы не вытащишь. Лучше не сделаешь — посуду до дна очистить!

По нашим обычаям в знак насыщения положено хотя бы немного пищи оставлять в посуде.

Все гости поднялись и заспешили к выходу. А по округе еще долго ходила молва, как парни у Херик-Кожая на угощении облизали дно посуды.

Аалы еще на чайлаге. У Кыргыстарского хуре скоро летний праздник будет. Люди тут и там готовят скакунов, готовятся и борцы, а девушки шьют наряды. Но мне все равно не бывать на празднике: Кыргыстарское хуре очень далеко от наших мест. Я брожу по горам со своими овцами и пою песни: «Среди ваших отар у меня даже ягненка нет — пусть разбредаются. Среди ваших табунов у меня даже жеребенка нет — пусть разбегаются…»

Как-то вечером я попал в соседний аал. Там шла тренировка лошадей для скачек. У нас в скачках на лошадей без седел обычно сажают мальчишек лет десяти-двенадцати. Так что только от твоей ловкости зависит, удержишься ты на бешеной рыси либо свалишь, как куль с травой.

Тут получилось так, что у одного молодого джигита, владеющего хорошим, но норовистым конем, не нашлось мальчишки, который мог бы на нем ездить. И на счастье, ему под руку попался я. Конь сбросил меня дважды, пока я садился, но на третий раз я сел прочно и выиграл тренировочный забег.

Хозяин лошади страшно обрадовался, начал хвалить меня, точно маленького, и едва не расцеловал, когда снимал с коня. Потом подробно расспросил, как бежал его Серый, не гнул ли он голову, не хотел ли вернуться назад к отставшим лошадям, когда очутился впереди. Я ответил на все его вопросы, тогда джигит предложил мне поехать вместе с ним на праздник и участвовать в скачках.

У меня от неожиданности и радости даже икры задрожали. Я, конечно, поспешил согласиться и принялся в восторге ласкать скакуна, обтирать ему потную морду, говорить всякие добрые слова.

Не помня себя, примчался я к бабушке с неожиданным известием.

— Отгадай, старенькая мама, куда я поеду? На праздник в Кыргыстарское хуре! На самом Аскымчи-Бора седоком буду!..

— Ой ты, боже ж мой! Да то совсем бешеный скакун! Говорят, он прямо не ходит, все в сторону бежит!

— Я ездил на нем сегодня и так опередил всех, что крика отставших не услышал!

— Ну что же, сыночек… — Бабушка прослезилась. — Там помолишься в хуре за мертвых и за живых… Ну и праздник посмотришь…

Ехали мы больше суток, миновали крутые перевалы и бурные реки, миновали прекраснейшие места — природа ведь всегда нарядна — и в будни и в праздник.

Чем ближе мы подъезжали к хуре, тем большие толпы паломников присоединялись к нам. Некоторые ехали целыми аалами. Здесь можно было все увидеть — хорошего коня, смелого наездника, красивую девушку. На привалах молодые девушки тщательно умывали свои хорошенькие личики в воде ручейков, плескались, словно турпаны или синички. А знать в одежде такой красивой, что в ней могли бы ходить и боги, не утруждала себя длинными переходами, больше времени проводила за чаепитием и пиршествами, чем в пути. Лошади богачей тоже были разряжены не хуже хозяев.

Беднякам вроде меня и подойти к компании богатых нельзя — поднимут на смех. Но у меня тоже была своя гордость: я ехал на прекрасном скакуне, в его гриву и хвост были вплетены ленты. Моего Аскымчи-Бора даже не подпускали к другим лошадям, опасаясь, как бы его случайно не зашибли. Однако подавить обиды в себе я не мог: чем они лучше меня, эти дети богачей?.. А одеты как хорошо, часто и вкусно едят, смеются и шутят между собой, словно в груди их таежные родники играют… «Среди людей бедный сирота всех заметней, среди зеленого леса всех деревьев виднее серый тополек…»