Альберт Гурулев - Осенний светлый день

Как-то Иван с Глебом от временного безделья принялись, друг друга подогревая, прожекты строить насчет того, что стало бы, если бы у тайги рачительный и крепкий хозяин появился, как бы он мог повести то же орешное дело. Ну, перво-наперво, завоз людей в тайгу организовал хотя бы от тех же Мойгат. Горожанину просто так, своим ходом в тайгу, даже осеннюю, в бесснежье, не сунуться. Не знает он путей-дорог в тайге, а если и знает, тяжело ему, нерасхоженному, по крутякам, по колдобистой тропе тащить на себе груз. А за умеренную плату он с удовольствием купит билет прямого сообщения: Мойгаты — хребет Харамурэн. И именно за умеренную, ибо не здесь лежит главная прибыль Хозяина Всея Тайги. Но, понятно, и бесплатно жечь бензин, гонять технику не резон. Вот тогда не пришлось бы поить «левых» трактористов, не ломать перед ними шапку.

В тот раз Глеба и Ивана занесло до высот, прямо сказать, невообразимых: чтоб этот не существующий пока Хозяин заботился о своих пусть временных, но работниках. Пусть бы за плату, но заботился. И не показушно, не для отчетности, а взаправду. А значит, прежде всего тот Хозяин заботился бы о себе, о своем деле, о своих прибылях.

А больше того, эту заботу, а точнее, постоянную опеку, должен чувствовать каждый, кто пришел в тайгу. По крайней мере, хотя бы тот, кто в этой опеке нуждается. А таких — большинство. Вот, к примеру, собрались Иван Иванов и Сидор Сидоров провести отпуск в тайге, подышать смолевым воздухом. Прибыли в Мойгаты, а там их встречает — не встречает, но ждет, по крайней мере, егерь, например, — полномочный представитель Хозяина — и говорит им, немолодым уже романтикам, что, дескать, завтра утречком, как и положено в страдное время, на рассвете, пойдет в тайгу трактор, сейчас отдыхайте с дороги, хоть без удобств, но зато под крышей, а пока суть да дело, выполним небольшую формальность, заключим трудовое соглашение, а после этого наведаетесь в наш склад-магазин, где вы сможете запастись необходимыми вам продуктами.

— А может быть, здесь же иметь пункт проката таежного снаряжения? — предложил тогда Иван и сам застеснялся своей ненаучной фантастики, но тут же и подумал: «А что здесь ненаучного? Стоит только почесаться, поставить это дело на самоокупаемость, на прибыль нацелить и чтоб в прибылях была у кого-то кровная заинтересованность — закрутится колесо».

— Если Хозяин будет, то такой пустяк ему справить — раз плюнуть, — поддержал Ивана Глеб. — Только одна беда: по привычке штаты раздуют. Егерь, завскладом, зав-прокатом, бухгалтер, кассир, сторож, уборщица. А тем, кто в тайгу направляется, уже и места не останется.

Теперь пришла очередь Ивану успокаивать приятеля:

— Ты ж только сейчас сам сказал: если Хозяин будет. А Хозяин — это еще и тот, кто деньги умеет считать. Зачем ему такой штат держать, чтоб работнички эти от скуки и безделья сатанели, и как в иных конторах мытарили бы людей бумажками и подписями. Один человек во всей этой ипостаси требуется. Он и жнец, и кузнец, и на дуде игрец, и материально ответственный, и материально заинтересованный.

Ну а дальше — больше размечтались. В тайге, помимо базового становища, где склады под орехи, где власть обитает, по всем промысловым урочищам небольшие домики из подручного материала построены. Получай, бригада, таежную «гостиницу» во временное пользование и промысловый участок при ней. Вот он, участок, вокруг зимовьюшки, не надо далеко ходить. Границы участка четко обозначены. Хочешь — начинай обивать кедры с порога, хочешь — начинай от границы и постепенно продвигайся к зимовью. И не торопись, не жадничай, не рви жилы, никакие браконьеры на твой участок не придут. Трудовое соглашение и егерская служба — надежная тому гарантия.

А в таком случае ты и ответчик за все содеянное на твоем участке. С тебя спросится и за порубку, и за сохранность зимовьюшки, и за инвентарь. За все. И за то, сколько на участке будет добыто орехов. Меньше можно, а больше, чем определил егерь, взять с участка нельзя. Потому как лесному народу тоже следует оставить на прокорм. Орехи приемщики забирают прямо от зимовьюшки. А у домика лежат еще с зимы заготовленные дрова…

— Дрова в тайге? У речки водой торговать…

— А что? Дрова. И за плату. Ведь к вечеру колотом намашешься — ноги не держат. А тут надо еще дрова искать, пилить, колоть. В межсезонье, когда в тайге больших дел нет, помощники Хозяина, чтобы не простаивать, вполне могли бы дровишками заняться, тайгу от валежника и сухостоя очистить. И никуда эти дрова не вывозить, а продавать их прямо на месте. В счет будущего заработка. Пусть небольшая, но копейка в кассу. Вот тогда бы и самый бессовестный не рубанул дерево, что к его костру поближе стоит.

Тогда же, в одночасье, Иван с Глебом решили и другой, не малый для промысловиков вопрос: а можно ли частному сектору орехи из тайги вывозить и распоряжаться ими по своему усмотрению? Потому как для иного не в деньгах суть, а смысл в том, чтобы выволочь из тайги пару кулей ореха и не столько самому щелкать до сытости, но чтоб и у приятелей эти орехи были. И решили — можно! Не то чтобы возом, но можно. И пусть тогда промысловик эти орехи хоть с кашей ест, хоть на базар унесет. Да и как-то не хочется видеть сибирский базар без каленых кедровых орехов, что в последние годы случается не так уж и редко. Не тот будет базар, уйдет из него таежный аромат, полностью уступив место привозным золотым яблочкам, дыням да арбузам, тоже золотым по цене, и смуглым крикливым торговцам…

Пожалуй, еще никогда, с несытого времени послевоенного детства, не ощущал Иван столь живительной силы хорошей еды. Немалую часть глухаря, принесенного Глебом, сразу же пустили в котел и не захотели варить на медленном огне печи, разожгли на улице надежный костер, и едва успели опалить петуха, как вода в котле уже кипела крутым ключом. И варили не так уж долго, по принципу: горячее сыро не бывает. Вот такой корм предопределила природа человеку! Возросший без дрожжей, без химических стимуляторов, без того, что чуждо природе и человеку вообще. Ели дымящееся варево, всем своим существом впитывали аромат и вкус еды.

— Хороша уха, — вслух высказал свои соображения Тимоха.

И вот уж чего не ожидал Иван: вчерашний, налитый свинцовой тяжестью колот вновь обрел звонкую легкость, и вернулся азарт промысла, добычи. В это утро Иван, чувствуя упругость в ногах, из чистого землепроходческого интереса пробился дальше своего привычного участка и вышел на каменистый узкий гребень, откуда распахнулся мир таежных отрогов и распадков, сине-зелеными волнами уходящий к далекому горизонту. Не один день пешего пути по каменистым и ломким тропам потребуется человеку, чтобы уйти за горизонт. По цвету зелени Иван увидел, что вокруг стоят сплошные кедрачи. Тысяча людей, а быть может, и десятки тысяч, могли бы сейчас работать на столь громадном участке, снимать урожай. А все это, придет время, опадет, опадет на мокрый мох и уйдет в землю. А на иркутском базаре будут стоять лишь два мрачных по утрам, нездоровых перекупщика, торгуя лежалыми орехами.