Альберт Гурулев - Осенний светлый день

Меня всегда удивляло маленькое чудо превращения недавнего подростка в солдата. Этого подростка, порой, и язык не поворачивается парнем еще назвать, но ушел человек в армию, вернулся на побывку, и не узнать его: серьезный, надежный мужик. И повзрослевший сразу на пять лет. Правда, снимите с него солдатскую форму — и снова перед вами мало в чем внешне изменившийся парнишка. Но это — только внешне.

На берегу было свежо, гулял ветер-верховичок, пошумливал вершинами деревьев, гнал по водохранилищу волну. Короткая волна надоедливо колотилась о берег, о дюралевые бока лодок, вздымалась и опадала над бревнами — остатками старого плота. Две стрекозки, бесполезно барражировавшие в поисках комаров над самым урезом воды, устали трепетать блестящими на солнце слюдяными крыльями и позволили ветру унести себя в более тихое место.

Николай назначил нам встречу на мысу, названия которого я так и не запомнил, прыгнул в лодку и, торопливо работая веслом, как шестом, оттолкнулся от берега. Мотор на его лодке завелся с первого рывка, и лодка, описав полукруг, стремительно понеслась к размытому легким туманцем горизонту.

— А чего это мы не вместе пошли? — спросил я Валентина.

— Ему еще в заказнике надо побывать. А потом чего ему рядом с нами тащиться? Смотри, как он идет.

На море волна хоть и не очень крутая, но для «Казанки», на которой шел Николай, вполне ощутимая. Но егерь дал мотору полные обороты, лодка перешла на глиссирование и вся в белом окружении коротких фонтанов, легко летела по гребням волн.

— Отчаянный мужик.

— А как иначе. Работа такая. Будешь другим — браконьеры не станут бояться. Я вот знаю одного мужика из рыбнадзора, так он, веришь ли, на «Казанке» под мотором «Вихрь» на всем ходу перелетает через боны.

— Как это? — не поверил я.

— Мне тоже трудно представить, — Валентин согласно кивнул, — но рассказывал мне человек, которому можно вполне верить. В общем, рыбинспектор увидел браконьера, когда тот вынимал из воды сети. Далеко увидел, в бинокль. Браконьер спокойно выбрал сети — надеялся на скорость своей лодки — и наутек. Инспектор за ним. Чтобы сократить расстояние — вынужден был прижаться к берегу, а тут боны. И он не стал их обходить, а напрямую… И вообще-то, видимо, возможно такое. Нос лодки поднят, в воде только корма. И скорость, конечно. Ну и смелость нужна.

Вслед за Николаем тронулись в путь и мы. На этот раз мы плыли на «Прогрессе», лодке для наших мест вполне подходящей: и на волне хорошо себя ведет, и довольно-таки просторная лодка, и не такая уж тяжелая. От ветра, от дождя, от брызг всегда можно укрыться под тентом. Мы так и сделали — подняли тент: едва отошли от берега, как косая волна, бьющая в правую скулу лодки, сделалась круче, и нас стало окатывать тяжелой холодной водой. Под тентом сразу стало тихо и уютно: ни ветра, ни воды. Как-то там наш Коля-Николай?

Через полчаса хода ветер еще больше посвежел, и если на «Прогрессе» еще можно было продолжать идти, то Николай, конечно, должен уже поспешить к ближайшему берегу и пережидать непогоду.

В назначенное место мы прибыли с опозданием чуть ли не на час: при такой волне быстро не разбежишься. Еще задолго до подхода заметили на мысу дым костра. Вначале подумали, что это кто-то из рыбаков пережидает непогоду, но подошли ближе. Валентин глянул в бинокль и уверенно сказал:

— Николай это.

— Шутишь?

— А чего шутить. Сам посмотри. — Валентин сунул мне в руки бинокль.

— Очевидное — невероятное.

В бинокль было хорошо видно: у костра на бревнышке сидит егерь Коля и смотрит в нашу сторону. Над огнем на таганке висит котелок. Вот Коля встал, прихватил рукавом котелок и отставил в сторону.

Николай встретил нас у самой кромки воды, помог вытащить нос лодки на берег. Хоть и не промерзли мы, а сразу же потянулись к костру: есть в костре какая-то удивительно притягательная сила.

— А я уже и чай вскипятил, — сказал Николай.

— В заказнике-то не удалось побывать? — спросил Валентин.

— Почему не был? Был.

— А волна?

— Плыть можно.

Мы попили чаю и поплыли дальше. Николай снова на большой скорости ушел вперед. И было чуть тревожно и радостно смотреть, как, сбивая верхушки волн, летит по серому от беспокойства морю стремительная лодка.

Перед вечером, когда мы снова вместе причалили к берегу для отдыха и разговора и уже вслух стали подумывать о месте для ночлега, повстречали двух охотников. Что это охотники, не было и сомнения: из-за борта лодки высовывались ружейные стволы, а в носу лодки сидела пегая собака с большими висячими ушами.

Водохранилище в этих местах уже сильно заузилось и напоминало, скорее, широкую реку с крутыми поворотами. Правда, течением здесь еще не ощущалось. Вначале мы услышали два далеких выстрела. Николай насторожился и хотел было уже плыть в ту сторону, но снова раздались выстрелы и уже ближе к нам. Стало ясно: кто-то на лодке плывет и на ходу по уткам стреляет, чего по правилам охоты, никак нельзя. А вот они и сами, охотнички-браконьеры. Хотя, это я уже знаю, никакого обвинения им за стрельбу с нагоном никак не предъявишь: мало ли кто, дескать, там за поворотом стрелять может.

Николай оттолкнулся от берега, махнул охотникам, чтобы те остановились, но они не очень-то поспешили заглушить мотор, и егерь резко пошел им наперерез. Чтобы не оставлять товарища одного в таком деле, поплыли следом за егерем и мы.

Николая я не узнал: строгий, непреклонный и предельно вежливый. Охотники послушно предъявили документы и ружья для осмотра. А потом сосредоточенно молчаливо смотрели, как егерь пишет акт: у охотников не оказалось путевок, а один из них даже забыл дома охотничий билет.

Мужики явно нарушили правила охоты, но наряду с раздражением я почувствовал к ним что-то вроде жалости: оказывается, очень неприятно встречаться вот в такой ситуации с егерем. А потом, скорее всего, я невольно представил себя на их месте: у меня дома есть незарегистрированное ружье, которое я нет-нет да и брал с собой на охоту. И пока все у меня обходилось благополучно, но, как понял, до поры до времени. Подойдет ко мне когда-нибудь егерь, протянет руку и заберет то ружье, с которым мне расставаться как раз не хочется. И ничего не поделаешь — отдашь. Не драться же.

Потом я спросил Николая, не приходилось ли ему разговаривать в подобных ситуациях на высоких тонах: ведь далеко не все нарушители бывают такими выдержанными. А ведь встречаются и просто откровенные браконьеры. И к тому же, как я думаю, на вежливость сегодняшних охотников влияло и наше с Валентином присутствие. А ведь чаще-то всего егерю приходится бывать одному.

Николай ответил серьезно.

— Когда с человеком разговариваешь вежливо, то и он с тобой разговаривает вежливо. Правда, бывает, что иной, когда у него ружье забираешь, в крик ударится, горлом и угрозами пытается взять, но остывает, как правило, быстро. А нам, егерям, в крик ударяться совсем ни к чему. Так что, покупатель и продавец, будьте взаимно вежливы. — Николай помолчал немного и добавил: — А вообще-то всякое в нашей работе случается.