Аркадий Пинчук - Потому что люблю [сборник]

И не по злому умыслу. Так уж было принято. Так делали другие, так делают и они.

В прошлом году в полк прибыли три молодых летчика с удивительным сочетанием фамилий: Иванов, Петров и Сидоров. Как сами утверждали они, именно из-за этого сочетания их нигде не разлучали — ни в школе, ни в училище, ни при направлении в часть. Ребята были интересные, думающие.

Уже при первом самостоятельном перехвате низколетящей цели Иванов показал, что он не из тех, кто любит протоптанные дорожки. Сразу же сообразив, что расчету командного пункта нелегко будет обнаружить «противника» и тем более выдавать данные о нем беспрерывно, Иванов, используя приборы автономного обнаружения, сам нашел цель, атаковал ее и, выйдя из атаки, занял место выше цели со стороны солнца. Летчик предполагал, что на командном пункте еще не видят «противника», и осуществил маневр для того, чтобы помочь в наведении на цель других перехватчиков.

Это было зрелое решение. В боевых условиях подобная ситуация могла бы принести успех — не всегда первая атака достигает цели, и особенно если летит несколько самолетов противника. Иванов предлагал свою помощь для вывода на цель другого перехватчика.

А сегодня, в ходе учебы, этого, видите ли, почему-то делать нельзя. Провел атаку — изволь быстрее возвращаться на землю.

У Сироты на этот счет было свое мнение: в первую очередь безопасность полетов, а уж затем все остальное. И Виктор Гай понимал его: если погибнет человек из-за каких-то новаций, командиру не простят ни сослуживцы, ни начальники, ни родные и близкие погибшего. Но, прикрываясь безопасностью, упрощать обучение тоже недопустимо. Перехватить и уничтожить современную цель, которая будет маневрировать по высоте и направлению, применять помехи — дело необыкновенно сложное. Это по плечу только летчику с большим запасом опыта, думающему мастеру воздушного боя. А настоящее мастерство с потолка не возьмешь. Его можно заполучить только тогда, если каждый учебный перехват будет проводиться без упрощений, на полном серьезе.

— Рассуждать обо всем этом и я мастак, — сказал Сирота. — Только ты не хуже меня знаешь, что в воздухе нынче так же тесно, как и на улицах города. Не очень-то развернешься. Кроме того, есть директива главкома ВВС на новый учебный год. Ее надо выполнять. Указания командующего по безаварийности. Нельзя сбросить со счетов и оргвыводы после катастрофы у соседей. Да и маршруты для перехватов определены нам сверху. Ты бы лучше конкретное что-нибудь предложил.

— Затем и пришел.

— Вот оно что… — Сирота помешал в своей чашке ложечкой. Круто запахло кофе. — Очень даже интересно.

— В воздухе тесно, я знаю. Вместе с тем наши зоны дают нам возможность для маневра. Почему бы нам не попробовать на следующих полетах такой вариант: перехватчиком руководит один штурман-наведенец, а самолетом-целью — другой? Ведь штурману сейчас навести на цель перехватчик не сложнее, чем свести две свои руки. А разве настоящий противник представит заранее наведенцу схему своего полета? Надо, чтобы наведенец поломал голову над этой схемой да такой маневр с перехватчиком заложил, чтобы «противнику» некуда было вывернуться. Если же наведенец «противника» не будет подыгрывать перехватчику, наши летчики начнут всерьез думать…

Виктор Гай не притронулся к чашке с кофе. Он ходил вокруг столика и кресла, в котором насупленно молчал Сирота, и после каждой фразы поворачивался к нему, делал паузу и на мгновение замирал.

— А что у нас с оценкой выходит?.. За каждый перехват летчик-истребитель получает то, что заслужил. Как правило — пятерки. Все это хорошо. Балл стимулирует активность. А почему мы не ставим оценки тем, кто подыгрывает за «противника»? Вот давай введем оценки этим «противникам», и ты увидишь — ни один из них не захочет запросто подставлять себя под прицел перехватчика. Он начнет действовать так, как требует логика настоящего боя… В пехоте во время учений ставят оценки и обороняющимся, и наступающим. Почему мы ставим оценки только за маршрут? Ведь надо и тактику оценивать.

— Все это не в моей власти, — сказал после долгого молчания Сирота. — Все надо согласовать в верхах. У нас есть документы, которые мы не имеем права переступать.

— Давайте будем согласовывать, — настаивал Виктор Гай.

Сирота еще помолчал. Потом тихо сказал с какой-то затаенной болью:

— Я ведь старше тебя. Правда, всего на пять лет, но все же старше. И учить-то, пожалуй, я тебя должен. А что получается?

— Извини. Не хотел тебя обидеть. Высказал свое мнение.

— Да я не об этом, — перебил его Сирота. — Я о другом. Не всегда понимаю, где я прав, а где нет. Или старею, или становлюсь плохим командиром. Скорее всего от первого идет второе.

— Просто у меня есть больше времени думать об этом.

— В конце месяца приедет к нам заместитель командующего. Вот с ним давай и потолкуем. Умный генерал. Сам летает здорово и к хорошим летчикам с уважением относится.

О Пантелее Виктор Гай заговорил без всякой дипломатии.

— По-свински мы с ним обошлись. Кто сумел тебя за горло взять, давно академии покончали. А он копается в самолетах, молчит — ну и бог с ним! Мне стыдно перед ним. Мужику тридцать восемь лет, а он старший лейтенант. Ну был бы какой недотепа, понятно, то ведь лучший техник в полку!

— А что ты предлагаешь?

— Опять я должен предлагать?.. Предложи ты, вместе подумаем.

Сирота встал, отнес на кухню чашки, убрал коробки с орденами и значками. Виктор Гай знал: если Сирота молчит и что-то делает, значит, он ищет ответ на поставленный вопрос. Он закурил трубку, распахнул окно. Комната наполнилась шумом городской улицы, высокими детскими голосами. Они всегда в это время трезвонили на бульваре.

— Не знаю, — сказал наконец Сирота. — Есть у нас в полку для него должность. Но не по Сеньке шапка. Инженер нужен. Техника не утвердят, сам понимаешь… Надо в дивизии прозондировать. Только там не будут вникать в психологию. Нет образования — значит, не перспективен. И весь разговор. Хотел я уже его в ТЭЧ полка начальником группы — кадровики зарезали…

Помолчав, он подвел черту всему разговору:

— Буду говорить с генералом.

…Генерал прилетел в полк на ЯК-12. На два дня раньше намеченного срока. Прилетел вечером, когда уже была составлена плановая таблица на следующий день. Он сразу сказал, чтобы ему приготовили «девяносто вторую» машину. Это значило, что завтра он полетит на разведку погоды.

И хотя рабочий день был на исходе, Сирота вызвал Пантелея и приказал как следует посмотреть «девяносто вторую».

— Хорошо, посмотрим, — только и сказал Пантелей.

Сделав привычный осмотр, он приказал механикам запустить двигатель.

Гулко звякнули храповики, и тут же турбина тихо, но внушительно затянула свою мелодию. Вот уже в сопло плеснули красные языки пламени, осветили черный зев трубы, слились в единый раскаленный жгут и рванулись наружу. Больше оборотов — выше звук, — пламя злее и короче. Наконец оно исчезло совсем, а раскаленная струя воздуха тугим снопом ударила в металлический козырек, закрепленный на краю площадки.