Леонид Комаров - Три ролика магнитной ленты

Р и м м а. Нет, не про любовь.

Она изо всех старалась держаться мужественно перед этими парнями.

Б о г о д у х о в. А нам нужно про любовь. — Запел:

Он приблизился к Римме. — Вот ты грамотная, воспитательницей работаешь. Объясни нам: поцелуй — это удовольствие или наслаждение?

Р и м м а (дрожащим голосом). Я на глупости не отвечаю!

Б о г о д у х о в. Ага, не знаешь!.. Эх, милая…

Я выключил «Репортер», и мы вышли из комнаты.

Машиностроительный завод. Механический цех.

Бойлерная в подвале цеха. Небольшая дежурка сантехников. Здесь никогда не бывает дневного света. Тускло горит маленькая электрическая лампочка. Стены серые, полумрак. Входная дверь — железная, тяжелая, распахнутая настежь, за ней лестница, ведущая наверх, в цех. Слева тоже железная дверь, на которой мелом неровно написано: «Жестянка». Перед контрольным щитом с манометрами небольшой стол в дырах, выкрашенный нитрокраской кирпичного цвета. На столе телефон и конторская книга. В углу чернеет отопительный калорифер, под ним обрезки труб, тройники и угольники…

На телефонный звонок из «жестянки» выскочил дежурный слесарь.

— Але!.. Чего?.. Да. Кого? Мохова?.. Нет, не знаю.

В «жестянке» — так называли жестяную мастерскую ее обитатели — сидели на верстаках Богодухов, Миха и еще двое. Не работали.

Богодухов втолковывал своим приятелям про «хитрую» науку — философию:

— У них, у этих философов, есть один такой закон, дескать, жизнь — это борьба…

— Это как понимать? — спросил Миха, пожевывая папиросу. Он сидел на верстаке и покачивал ногами в кирзовых сапогах. Двое других молча и с интересом уставились на Богодухова.

— А так. Вот пришли мы на работу и боремся… со сном.

— Ну! Гы-гы-гы! — загоготал Миха. — Вот дает!

— Я целый вагон книг по этому делу прочитал.

На лестнице послышались шаги. Богодухов затих, прислушался, выглянул за дверь.

— Начальство.

«Жестянка» вмиг наполнилась звоном жести и грохотом молотков.

Пришел мастер Дрожжин.

— Где Мохов? — спросил он у дежурного.

— Здесь давечь был.

— Позови всех…

Дежурный позвал.

Вышли. Расселись вокруг стола.

— Когда стояки закончите? — спросил мастер у Михи.

— Закончим, — ответил тот и поскреб щетину.

— Завтра к концу смены чтобы сделали.

— А куда торопиться? Работа — рупь да копа, да…

— Чтобы завтра все было готово! — сказал мастер раздраженно.

— Понятно. — Миха сложил кулак на кулак и оперся сверху подбородком.

— Где Мохов? — спросил Дрожжин, обращаясь ко всем.

Никто не ответил.

— Мохова, говорю, не видели?

Богодухов дернул поочередно за рукава, сказал:

— Видели… Он на крыше… Мышей дерет, сейчас придет…

Богодухов протяжно зевнул.

— Стало быть, ушел без спросу, нам не доложился.

Зазвонил телефон. Дрожжин снял трубку.

— Да!.. Что? Где?.. Исправим… В конце смены исправим… Я тоже разорваться не могу! У меня не десять рук… Без бригадира работаю. Да, один кручусь… Только и успеваю бегать из цеха в цех… Я сказал: только в конце смены… Жалуйтесь! — Бросил трубку.

Мы беседовали в комнате партбюро и цехкома.

Д р о ж ж и н (магнитофонная запись). …Да какое тут может быть воспитание? Еле успеваю дела проворачивать. И кого воспитывать? Мы их на профсоюзное собрание не можем никак вытащить. Сбегают. Пропуска приходится задерживать. Вы знаете, какой у нас народ работает? Мол, сантехслужба — вспомогательное хозяйство. И шлют прогульщиков да тех, которых на поруки взяли. Думают, они здесь работать будут… А у нас чуть что случись — станки останавливаются. Шум, скандалы. Ведь мы, можно сказать, первостатейной важности служба. Сжатый воздух к станкам — мы подаем, горячую воду в душевые — мы, все отопление через радиаторы и калориферы — все это в ведении сантехслужбы. За всем следить надо, вовремя ремонтировать, чтобы нигде утечек не было. А что получается? Только и успеваем, что неисправности да аварии устранять… Тут не до воспитания… Вот вы мне толкуете про трудоустройство, про воспитательную роль мастера. Все это я знаю — на собраниях об этом много говорят. А начнешь толковать с начальством, мол, и это надо, и это у нас не так — работать с людьми, говорят, не умеешь! Да как же тут работать?.. Сами посудите…

В кабинет заглянул Рогов. Он узнал меня, и мы кивнули друг другу, как старые знакомые. Он спросил:

— Где мне найти мастера Дрожжина?

— Я Дрожжин, — отозвался мастер.

Рогов деловито протянул ему бумагу.

— Ну вот, наконец-то прислали! — обрадованно сказал мастер, оглядывая крепкую фигуру матроса. — Бригадира вот дали. Долго я теребил начальство, прислали все ж!.. Вы извините, — сказал он мне, — дела ждут.

В то время когда мастер Дрожжин искал Мохова, Васька спал за калорифером. Как только мастер скрылся на лестнице, дежурный несколько раз стукнул кулаком по воздуховоду, и из-за трубы показался заспанный Мохов.

Он оборудовал там лежанку из тюков стекловаты, привезенных для теплоизоляции труб. Тюки давненько валялись. Начальство уже забыло про них. Вот Васька и соорудил себе тихое, укромное местечко: дремлешь, а из калорифера тебя обдувает теплым воздухом. Благодать!

Однажды, правда, пацаны подшутили — накидали за шиворот стекловаты. Проснулся Васька от зуда. Насилу выскреб — прилипчивая дрянь…

— А, Кот проснулся! За тобой, Кот, Дрожжин приходил.

Мохов поежился и попросил закурить. Втягивая в себя дым, Васька почувствовал неприятный привкус во рту. В желудке было пусто. Папироса вызывала тошноту, но он продолжал затягиваться дымом, и от этого кружилась голова.

Дрожжин вернулся в бойлерную вместе с Роговым. На матросе было все флотское: брюки и фланелевка с отпоротым воротником. Мастер прошел к столу.

— Почему до сих пор не работаете? — спросил он строго.

— Перекуриваем, — отозвался Богодухов и протяжно зевнул.

— Не слишком ли долго?

— Перекур не нормированный.

— Ну, а ты где болтался? — спросил Дрожжин Мохова.

Васька стрельнул в мастера глазами и пробубнил:

— Нигде не болтался…

— Я тебя уже целый час по цеху ищу.

— На седьмом участке вентиль менял, — сказал Васька.

— Ты его еще до обеда поставил. Я проверял.

— Не хошь — не верь, — сказал Мохов.

— Выгнать тебя давно надо к чертовой бабушке, вот что! — сказал Дрожжин.

— Ну, выгони…

— Да кабы моя воля — раздумывать бы не стал. В три шеи выставил бы!

— Полегче, начальник! Нехорошо так разговаривать с трудящимися, — сказал Богодухов.

— Вот работнички на мою голову! — сказал Дрожжин Рогову, как бы призывая в свидетели. Потом снова повернулся к сидящим за столом. — Довольно перекуривать! Принимайтесь за работу…