Леонид Комаров - Три ролика магнитной ленты

— Понимаешь, начальник цеха — уважаемый человек. И парторг его поддерживал. Ну, не поняли они ребят. Ошиблись. Так не стоит из-за этого обливать их грязью.

Кусок вырезали. Все стало настолько благополучным, что даже неудобно. А Мокеич продолжал гнуть свое:

— Продолжай в этом же духе. Мы должны воспитывать наших радиослушателей на положительных примерах нашей действительности. Наши передачи должны звать!

Он так и сказал: «должны звать!»

— Кого и куда? Мокеич, но в общежитии живут и другие люди, у которых жизнь не совсем правильная. Их-то ведь мы тоже обязаны воспитывать. И я считаю, что лучший способ сделать это — рассказать о них правду.

— Зачем? Не надо!

Но я не унимался. Я решил отстаивать свою точку зрения. И зная почтение Мокеича к любому «голосу сверху», я решил призвать на помощь ответственного товарища, который проводил в обкоме партии беседу с журналистами области. У меня сохранилась запись этой беседы.

«Идеологическая работа, как никакая другая, не терпит казенного подхода. В каждом конкретном случае нужен творческий поиск. А что у нас нередко получается? Мы задумали провести лекторий на антирелигиозные темы. Что ж, хорошо. Но только лекции-то эти, как правило, слушают безбожники. А церковь и всякие баптистские секты кормят свою паству собственной духовной пищей. Или вот вам другой пример. Мы собрали народ для беседы или, скажем, диспута о вреде алкоголизма. Кто сидит в зале? Те, кто «не любят» выпить? В зале сидят и слушают одни трезвенники, а любители спиртного в это время ищут третьего где-нибудь у гастронома и выясняют, кто из них кого не уважает.

Мы расходуем немалые средства на лекционную пропаганду, а она, подчас, стреляет мимо цели. Мы тратим государственные деньги на наглядную агитацию, притом большие, а должного эффекта не получаем. Вот вам факт. На одном из крупных заводов по фасаду цеха огромными буквами составлен «вечный» призыв: «Досрочно выполним задание пятилетки». Я поинтересовался в партийном комитете: во сколько обошелся заводу этот светящийся лозунг? Несколько тысяч рублей. И он «призывал» уже вторую пятилетку. Я спросил у одного старого рабочего в цехе, помнит ли он, к чему призывает лозунг на фасаде? Он смущенно ответил, что не помнит. Не помнил этого и секретарь цеховой партийной организации. И не удивительно, потому что лозунг этот давно всем примелькался, он стал частью фасада. Спрашивается: кому нужны призывы, которые никого никуда не зовут?!»

Я следил за лицом Мокеича: оно было непроницаемым.

— Ну и что? — спросил он, когда я остановил ленту.

— А то, Мокеич, что наши благополучные репортажи слушают положительные герои наших передач. Это то же самое, что читать лекцию на атеистическую тему безбожнику. А в жизни есть отрицательные явления и с ними нужно бороться. Не так ли? А кто с ними будет бороться?

— Общественность. Заводской коллектив.

— А мы?

— И мы тоже, призывая наших радиослушателей следовать положительным примерам нашей действительности.

Комната была заперта на ключ изнутри.

Махлакова нагнулась к замочной скважине… Притаив дыхание, она вслушивалась в разговор за дверью.

…В комнате царил кавардак, было накурено. Там играли в карты.

Миха метал. Бодух (так его называли приятели, а фамилия у него Богодухов) играл осторожно!, ставил понемногу и выигрывал.

— На мадам много не ставим, — приговаривал он, держа в руке даму червей. — Курочка помаленьку клюет…

Мохову не везло. Он все время проигрывал и теперь играл в долг — с отчаянием и надеждой…

— Закрылись, мерзавцы, — шепотом сказала Махлакова. — Хитрые, черти.

Она тщетно пыталась расслышать, о чем там говорят, — ничего не понять, только какое-то «бу-бу-бу».

За дверью послышались ругань и грохот — похоже, опрокинули стул. Махлакова встрепенулась, забарабанила. Никто не открывал, слышалась приглушенная возня. Комендантша стала барабанить еще сильней. Наконец щелкнул замок и дверь распахнулась.

М а х л а к о в а (громовым голосом). Ну, чего притихли?! Чем занимаетесь? — Комендантша обвела зловещим взглядом всю комнату, заглянула под кровать и вытащила оттуда пустую водочную бутылку. — Так, посудка! Это мы изымем, чтобы опосля не отпирались.

Богодухов валялся на койке в одежде и обуви, бренчал на гитаре.

М а х л а к о в а. Родимчик вас забей.

Богодухов лениво поднялся и сел на край кровати.

Б о г о д у х о в. Чо это ты, тетка, расходилась?

М а х л а к о в а. А ну, выкладывайте карты!

М и х а. Чего выкладывать?

М а х л а к о в а. Карты, говорю, выкладывайте!

Б о г о д у х о в. Какие карты, тетя? (Невинно уставился на комендантшу.) Ты шо, с похмелья, что ли?

М а х л а к о в а. Я те дам «с похмелья»!.. Охальник этакий… Сейчас же выкладывайте карты!

Голос Махлаковой гремел по всему общежитию. В дверь начали заглядывать.

М и х а. Чего привязалась?

Б о г о д у х о в. Нету у нас карт, понятно?

М а х л а к о в а. А дверь нашто запирали, как не в карты играть? Думаете я не понимаю?

Б о г о д у х о в (подскочил и приподнял штанины). Да я ж порты менял, — видишь? — чистые надел. Не могу же я при открытых дверях.

М а х л а к о в а. Ты мне зубы не заговаривай. Я вас как облупленных знаю.

Махлакова начала заглядывать в тумбочки, под подушки.

Б о г о д у х о в. Стой! Вспомнил! — Он засуетился, полез в свою тумбочку и извлек скомканный бумажный сверток. — Вот, держи!

М а х л а к о в а. Ты чего мне суешь!

Б о г о д у х о в. Да ты разгляди хорошенько. — Развернул сверток. — Это же самые настоящие карты. Во, гляди: Рассе-ея! А это Волга-матушка…

М а х л а к о в а. Нонче завкомы да парткомы заседали, по вас решали вопрос — гнать вон из общежитий! — Махлакова повернулась к Ваське Мохову, безучастно сидевшему на стуле. — Завтра перейдешь жить в другую комнату.

Комендантша, медленно развернувшись, пошла прочь. Половицы прогибались и вздыхали под ее тяжестью.

Б о г о д у х о в. Присаживайтесь, гости дорогие. — Богодухов подставил нам стулья и нарочита смахнул с них пыль. — Видите, что с нами делают? Разгоняют сплоченный трудовой коллектив. Разве так нужно нас воспитывать? Ну, признаем, есть у нас недостатки, то да се. Так ты поговори с нами, проведи разъяснительную беседу…

Р и м м а. Вот я и хочу… Неужели кроме карт вам нечем больше заняться? Ведь это же нехорошо…

М и х а. Так, давай-давай, воспитывай!

Богодухов засунул руки в карманы и стал бесцеремонно оглядывать Римму с ног до головы.

Р и м м а (со слезами в голосе). У нас в комнате отдыха и шахматы есть, и шашки… Журналы можно почитать… А в клубе сегодня интересная лекция…

Б о г о д у х о в. Про любовь?