Леонид Комаров - Три ролика магнитной ленты

Что и говорить — личность загадочная.

О Богодухове я знал немногое: любит бренчать на гитаре и распевать блатные песенки, которых он знал много и которые пел, как и требовалось, с надрывчиком и хрипотцой. Работник, по рассказам мастера, был ненадежный, хотя и смекалистый. На него иногда находила лихость — трудиться мог дьявольски и самозабвенно. По настроению.

Разговаривать с Богодуховым один на один мне не приходилось, но сразу, с первого знакомства, казалось, что он выдает себя не за того, кто есть на самом деле. Чувствовалось, что парень он неглупый, в глазах светился ум, в разговоре иные реплики подавал с таким, я бы сказал, непринужденным изяществом.

Если бы я не встречал его в компании Михи, то в читальном зале, наверное, не обратил бы и внимания. Богодухова вполне можно было принять за рабочего-учащегося или даже студента. Но то, что я уже знал о нем, никак не вязалось в моем сознании с читальным залом. В этом была загадка и, возможно, разгадка его характера.

Я поднял голову — Богодухова уже не было. Я не заметил, как он исчез…

И вот о чем я тогда подумал.

Люди, люди, люди… Десятки, сотни людей, с которыми мы сталкиваемся каждый день, видимся, общаемся. Нам даже кажется, что мы неплохо знаем того или иного человека. А что на самом деле? А то, что мы, в сущности, ничего не знаем о рядом с нами идущих по жизни, чувствующих, думающих, страдающих и радующихся. У каждого, пусть в меру чуткого и внимательного человека, полно собственных забот…

А ведь люди есть разные.

Натуры сильные, предположим, не нуждаются в участии. Их жизнь наполнена большим смыслом, большой целью. Такие живут, как говорится, взахлеб. Они счастливы. Они идут вперед, и смотреть по сторонам у них нет времени.

Но есть ведь люди слабые, мало приспособленные к жизни. Малейшие удары судьбы выбивают их из колеи. И они жадно, с надеждой ищут поддержки сильных, и если не находят — переживают свои невзгоды, обиды, свою немощь еще тяжелее. Слабый нередко озлобляется, готов обвинить в своих бедах всех и вся…

А еще есть особая порода людей, которые и не то чтобы сильные, но и слабыми их не назовешь. Они пристраиваются сбоку и прилаживаются к любым обстоятельствам. На сильных они смотрят с завистью и недоброжелательством, на слабых с молчаливой снисходительностью.

Ну вот, к примеру, Богодухов. Надел на себя маску этакого балагура, простофили. Но ведь за этой маской он скрывался, быть может, от трудностей, от ударов? Он приспособился: так проще, дурачком-то, прожить… А может, все вовсе и не так?.. Неведомо…

Так вот, подумал я, должны же быть люди, которые сумеют выслушать и помочь, а если не помочь, то хоть посоветовать, как поступить. Такие люди, которым бы все было ведомо!

А может, я идеалист?

…Рогов рассказывал мне, что ходил к начальству и просил, чтобы с Мохова больше не срезали премию, что парню не на что жить. «Пусть лучше работает и поменьше заглядывает в бутылку», — ответило начальство. И вроде все правильно. Но ведь не правильно же! Человеку нужно помочь выбраться из беды. И Рогов хотел помочь…

Что мастеру Дрожжину до личной жизни каждого из обитателей «жестянки»? Его, наверное, можно в чем-то оправдать — он задерган, его разрывают, у него не хватает людей, а работу с него требуют.

Для Махлаковой вся ее паства — «фулюганы» да «шпана нечестивая». Она озабочена главным образом тем, чтобы жильцы вовремя вносили квартплату, чтобы не нарушали порядка. Она следит, чтобы у жильцов менялось постельное белье, чтобы соблюдалась чистота, чтобы в общежитии не пили водку и не играли в карты. Вроде бы добросовестно выполняет свои обязанности. Чуть что не так, не по ее понятиям — дает разгон… Она тоже не знает — как надо.

А как надо?!

— Дело разве только в этом?

Заведующая отделом быта грустно посмотрела на меня.

— Было бы кого учить. У нас же, как правило, один комендант на три общежития. Женщины все пожилые, без образования и в основном одинокие. Там же нужно чуть ли не сутками сидеть. Семейные не выдерживают, увольняются. Да и зарплата не ахти какая. Мы тех, что сейчас работают, боимся потерять. И с воспитателями ничуть не лучше, если не хуже. Больше года-двух они у нас не задерживаются. Работа у них вечерняя, часов с двух дня. Ну, работают у нас девушки, пока учатся. Но стоит выйти замуж, как тут же несет заявление на увольнение. «Почему?» — спрашиваю. «Муж не хочет, чтобы я тут работала, хочет, чтоб вечером дома была». Что тут на это скажешь? Вот и перебиваемся, как можем… Но это совсем не значит, что у нас все плохо, что мы не стараемся сделать как лучше. Стараемся и делаем! Скоро во всех общежитиях начнем мебель менять на более удобную и современную. В каждой комнате отдыха поставим новые радиолы и телевизоры. Одних только газет и журналов выписываем почти на пятьсот рублей… Я на заводе уже двадцать лет работаю, девчонкой-станочницей начинала в цехе и тоже жила в общежитии. Но разве мы в таких условиях жили? У нас в бараках в каждой комнате находилось по пятнадцать — двадцать человек, и спали на двухъярусных железных нарах!.. Да, конечно, была война… Но ведь сейчас больше четырех человек в комнатах мы не селим. У каждого отдельная койка и тумбочка. Почти в каждом общежитии есть душевые и все такое прочее… А со временем будет еще лучше. Дирекция завода, партком, завком помогают…

С наступлением холодов Махлакова сменила галоши на валенки с подрезанными голенищами. Но ее толстые икры все равно не втискивались в голенища, и они, кроме того, были располосованы еще повдоль.

Однажды, это было в последних числах октября, ей позвонили из отдела быта и сказали, что на завод ожидается кубинская делегация и что, возможно, делегация приедет смотреть общежития.

— Наведите полный порядочек!

Махлакова поначалу опешила: ей еще ни разу не доводилось встречать делегации, а тем более иностранцев.

— Не было печали! — басила она в телефонную трубку. — Чего у нас глядеть-то?

— Вот и предупреждаем, чтобы все было как надо. Кругом должно блестеть!

И комендантша затеяла такой ералаш, что его еще долго будут помнить в общежитии. Она перевернула каждую комнату, повыбрасывала все «лишнее». У Рогова она посрывала со стен все таблицы чемпионатов. Уголок семейной фотохроники, что благочинно экспонировался над койкой Шлентова, тоже был ликвидирован.

Весь дом ходил ходуном.

Несмотря на свой вес, Махлакова неутомимо носилась по этажам.

В вестибюле и на каждом этаже общежития в багетовых рамках под стеклом были вывешены отпечатанные типографским способом «Правила проживающих в общежитиях ЖКО машиностроительного завода», подписанные помощником директора завода по быту.