Борис Микулич - Трудная година
- Название:Трудная година
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:1973
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Микулич - Трудная година краткое содержание
Трудная година - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И, как это часто бывает после сильного физического или душевного напряжения, она ощутила слабость вовсем теле. Надо присесть, Она уже хотела пройти в сад, но тут ее внимание привлекла небольшая и мало заметная вывеска; «Вход русским и белорусам запрещен»,— прочитала она и круто повернула в сторону. Значит...
Недалеко от театра, в тихом переулке, где растут такие же старые липы, которые, кажется, шли-шли в сад да и остановились нестройной чередой, стоит невысокий особняк с двумя колоннами при входе, а капители — маски львов. Кусты барбариса вдоль чугунной ограды, на которой тоже львиные маски. Старый дом, уютный — за буйно разросшимися кустами барбариса его и не видно. А в самом особняке — несколько просторных комнат и одна из них — со стеклянным потолком и широкими дверями, выходящими на террасу, а там — небольшой садик с фонтаном, и фонтан бьет из раскрытой пасти льва. Здесь помещается областной музей, это — «резиденция» Павла Степановича Назарчука. Да, это было бы счастьем, если бы милый, симпатичный Паша оказался в городе. Вера не идет, а бежит по тихому переулку. Теперь, когда она убедилась, что театр цел и невредим, к ней будто вернулась утраченная было связь с жизнью. Павел Степанович — звено из той же цепи. Не парадным ходом, а через чугунную калитку, похожую на форточку, входит Вера в музей. И сразу останавливается.
Она останавливается оттого, что кто-то трогает ее. за плечо. Вера открывает глаза. Она бы отступила, сделала шаг или два назад, но чугунная ограда не пускает ее. Перед нею стоит солдат, приземистый, немного ниже ее ростом. На уровне Вериных глаз — его рябой приплюснутый лоб, и светло-рыжие волосы растут на нем треугольником, острый угол которого едва не доходит до переносицы. И глаза — зеленовато-рыжие глаза сверлят Веру, а рука крепко держит за плечо. Левой рукой солдат делает жест, каким обычно просят денег. И что-то говорит. Что это за язык? Вера торопливо раскрывает сумочку, достает деньги, все деньги, какие у нее есть, лишь бы поскорее освободиться от этой руки, пальцы которой сжимают ее плечо, от этих глаз — тупых, голодных. Дегенерат в форме немецкого солдата отрицательно качает головой — нет, не деньги ему нужны. И вдруг он смеется ей в лицо — Вера видит разинутый рот с желтыми крупными зубами, из которого несет перегаром. Потом рот закрывается и мокрые толстые губы вдруг приближаются к ней... Вера напрягает все свои силы и отталкивает солдата. Тот сразу звереет.
— Паспорт!— ревет он, и это было первое слово, которое она поняла.
Вера подает паспорт. Солдат что-то ищет в нем и, возвращая обратно, говорит:
— Пошла за мной! — И сердито бранится.
Она идет впереди. Только теперь замечает на ограде немецкую вывеску: «Зольдатенгайм». И как она не заметила этой вывески раньше! Город, в котором она прожила с Наумом два года, забит солдатами немецкой армии. Прошло всего несколько дней, а они уже повесили у входа в театр оскорбительную вывеску, запрещающую входить русским и белорусам, а музей превратили в казарму... Город, который еще недавно был гостеприимным и веселым, стал чужим и опасным!..
— Стой!
Она читает очередную вывеску и вдруг замечает, что все они, эти вывески, одинакового размера и одного фасона: «Фельдкомендант». Длинный коридор с окнами, закрашенными белой краской, сквозь которую не проникает солнце. Люди, много людей... Солдат подводит ее к какому-то офицеру, что-то говорит, но тот не понимает и кричит по-немецки:
— Переводчика!
— Переводчика к лейтенанту! — повторяет зычный голос в соседней комнате, и оттуда выбегает девушка в коротком розовом платье и с такими же розовыми губами,— они так густо накрашены, что только их и видишь в первую минуту.
— Что говорит этот мадьяр? — недовольно спрашивает лейтенант.
Пока переводчица выясняет, почему солдат арестовал эту элегантно одетую женщину, Вера смотрит на офицера, первого немецкого офицера, которого ей доводится видеть. Лицо круглое, крупный нос и большие уши, из которых торчат рыжие волоеы.
— Разве вы не знаете, что в паспорте надо делать отметку? — спрашивает офицер.
— Я только вчера приехала,— отвечает по-немецки Вера, прерывая переводчицу.
— О! Мадам так хорошо знает немецкий язык? — удивляется офицер и потом добавляет, обращаясь к солдату: — Можешь идти. — И опять Вере: — Это очень приятно. Мои уши устали от еврейского акцента! Вы немка?
— Белоруска.
— О-о!
Офицер делает какую-то отметку в паспорте и объясняет, что ей надо зарегистрироваться у орсткоменданта, затем пойти в арбайтзанд, это необходимо, потому что уклоняться от трудовой повинности нельзя, за это...
На бирже труда Вере выдают повестку, на которой написано два слова: зондерфюрер Шульц. С этой повесткой она должна явиться завтра к семи часам утра на рынок. Женщина с мышиным лицом разглядывает ее платье,
— Только снимите эти шелка,— пищит она по-русски.— Там придется носить мусор и кирпичи. Если бы у вас была специальность! Но не горюйте... — И она вдруг начинает хрипло смеяться; Вере кажется, что она не смеется, а давится,— С такой внешностью... не пропадете!
Плюнуть ей в лицо? И... снова попасть в руки какого-нибудь фашиста?
Вконец обессиленная пережитым, Вера выходят из комнаты. Возле двери встречается с той самой учительницей, с которой они шли из местечка. Имя учительницы — Наталка. Это невысокая полная женщина, подвижная, верткая... Наталка чем-то озабочена и спешит, однако, при виде Веры, все же останавливается и радостно восклицает:
— Верочка! Ну, как? Кого-нибудь нашла?
— Вот,— говорит Вера и показывает повестку,
Наталка пожимает плечами:
— Вас... архитектора, художника!..
Вера оглядывается по сторонам.
— Нет! Я этого им не сказала. Зачем? А вы? Что вы делаете, Наталка?
Учительница замялась:
— Школу буду организовывать.
— И вы... можете это?..
Вера не кончила — горло перехватила спазма,— но Наталка поняла ее. Она ваяла Веру под руку и вывела на крыльцо биржи труда.
— Жить же надо, Вера Васильевна,— сказала она, и уголки губ у нее вдруг опустились: вот-вот заплачет...— И потом... лучше, чтоб наших детей учила я, чем это будут делать немецкие подстилки.
Вера отшатнулась от нее.
V
A Мирра так и не пришла.
Сухими, выплаканными глазами смотрела Роза Моисеевна на Веру, ни о чем не спрашивала, однако молодая женщина читала в ее взгляде немой вопрос: а может, случайно узнала что-нибудь и про Мирру? Хотелось как-то успокоить, утешить старуху, и Вера сказала:
— Ничего, Роза Моисеевна, подождем еще.
Получилось сухо — никак не могла избавиться от усталости и чувства страшного одиночества. Так и сидела под колючим взглядом старухи — в шелковом, хорошо сшитом платье цвета беж. Старуха, наконец, сказала:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: