Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

Оставив Юрия, они скрылись за ближайшим домом.

Иванникова разбудили, присутствие милиции напугало. Он сразу протрезвел, непонимающе огляделся вокруг и сказал первое пришедшее в голову:

— Кажись, малость вздремнул.

— Да, — подтвердил сержант, крепко беря под руку, — и к тому же выбрали не совсем подходящее место.

— Я только пиво пил, — начал оправдываться Юрий и неожиданно увидел перед собой испуганное лицо Нади. Он помотал головой, отгоняя наваждение, и в это время на него обрушился град увесистых пощечин, сопровождаемых криком Ильиной:

Ах ты горе мое злосчастное. Сколько в рот не брал, а здесь нахлестался. Ну погоди, я тебе дома устрою!

Не только Иванников, но и милиционеры оторопели от такого натиска, а Валентина, не выпуская инициативу, подхватила Юру и повела по тротуару, продолжая честить на чем свет стоит.

Муж, — коротко объяснила милиционерам Надя.

Те, видя, что парень в надежных руках, твердо стоит на ногах и в их помощи не нуждается, вернулись к машине.

Как только Юрий, сопровождаемый девушками, завернул за угол, к ним подбежали наблюдавшие издали Корнилов с Суворовым.

Ну и молодчина ты, Валька, — восторженно начал Семен, по та, развернувшись, изо всей силы ударила его кулаком по лицу и обругала:

Гадом был, таким и остался.

Семен схватился за нос, достал из кармана платок и вытер просочившуюся между пальцами кровь.

За что? — закричал он на Ильину, но та снова замахнулась.

Если не дошло, могу добавить.

Миша пьяно ухмылялся, но Валентина и его не оставила в покое, схватив за шиворот, подняла, как следует встряхнула, и отвесила шлепок.

Сосунок, а туда же! Обязательно скажу матери, пусть отутюжит ремнем положенное место.

Приведя Юру к себе, она сбросила с антресолей старый матрац и подушку, кинула в прихожей прямо на пол.

…Проснулся Юра к вечеру и в темноте никак не мог сообразить, где он и с чего разламывается голова. Услышав из глубины квартиры девичий смех и голос Нади, догадался, что спал у Ильиной.

На ощупь прошел в ванную и, умываясь, вспомнил лужайку, цветастого Корнилова на ней, Мишку и кружки пива. А дальше — сплошной провал. Стыдясь показаться девушкам на глаза, осторожно открыл французский замок и тихонько прикрыл за собой дверь.

Выйдя на улицу, отряхнулся, подергал появившиеся на брюках лишние складки и поплелся домой.

За ужином сидел тихо, лишь изредка огрызаясь на нравоучения матери, заподозрившей неладное.

Только на следующий день после встречи с Мишкой Суворовым для него прояснились события вчерашнего вечера.

Сколько же этот подлец подлил мне водки? — спросил Юрий.

Не знаю, — ответил Миша. — У меня водки было, думаю, не много. А себе, наверное, еще меньше добавил. Был как стеклышко.

Зачем ему понадобилось меня спаивать? — скорее себе, чем Суворову, задал Юра вопрос.

Миша пожал плечами.

Л о чем говорили, когда я отключился?

Да так, ни о чем, соврал он.

…В понедельник перед обедом к Иванникову подошел Максименко и спросил:

— Что с тобой стряслось в пятницу?

— Ничего, а что? — В голосе Юры неуверенность и настороженность. Он специально пришел на работу пораньше, чтобы не встретиться с Ильиной, и вдруг нежданно-негаданно такой вопросик.

Чем он вызван, понял в обеденный перерыв, увидев на доске приказов объявление, что после смены состоится товарищеский суд. Повестку дня можно было не читать: рядом висела «молния» с броским заголовком: «Они позорят наш коллектив». Под ним карикатура: трое развалившихся пьяниц.

Честно говоря, после разговора с Мишей Юра успокоился, радуясь, что все обошлось и на работе ничего не узнают.

Стыдно немного перед Валентиной и Надей.

Но свои девчонки, посмеются и забудут.

А тут на тебе…

Пока он мучился не столько угрызениями совести, сколько предстоящими неприятностями, его разыскали Корнилов и Суворов.

По всему цеху, столовке гоняем, а он прохлаждается в курилке, — набросился на него Семен. — Что делать-то думаешь, алкаш?

Каяться, бить себя в грудь, обещать. Что еще остается?

— Твое дело. Только бери на себя, нас с пацаном не путай. Тем более я не ваш.

— Как так на себя? — не понял Юрий.

Очень просто. Нас с Мишкой никто не засек. А всю кашу девчата заварили, вот и разбирайся с ними. Тоже мне спасительницы: сначала от милиции отбили, под белые ручки спать уволокли, по дороге мне в нос заехали, а теперь на доску вывесили.

_???

Не делай глупый вид. Валька в товарищеский суд стукнула, а Надька нас разрисовала. Я доподлинно выяснил.

Врешь? — вскочил Иванников и двинулся на Корнилова.

Но, но, только без рук, — отступая, предостерег тот.

Семен спиной открыл дверь и наткнулся на входившего Максименко. Хотел незаметно проскочить, но стоявший за бригадиром Белов схватил за ворот рубашки, развернул и швырнул за себя.

В курилке собралась вся бригада, кроме Архипова.

Юрий напряженно наблюдал, как все степенно рассаживались, не спеша закуривали.

Ну, — не глядя в его сторону, первым нарушил молчание Выпалов.

Иванников опустил голову.

Никто из нас в таком виде в «молнии» не красовался, — бросил Веточкин. — И смотри в глаза, когда с тобой рабочий класс говорит, — но повышая тона, потребовал он.

Юрий поднял голову.

Только создали бригаду — и такой позор, — укоризненно покачал головой Максименко.

При чем здесь бригада? — тихо выдавил Иванников, глядя себе мод ноги. Я пил, мне и ответ держать.

— Ты не сам по себе, а член бригады. Ты за нее в ответе, она за тебя, — спокойно сказал Белов. — И мало сам напился, еще и ученика сманил.

— Никто меня не сманивал! — выкрикнул Миша. — И я, если хотите, там вообще не был. Напраслину на меня в «молнии» возвели.

— Что? — задохнулся от негодования Веточкин, но Максименко не дал увести разговор в сторону.

— Ты, Суворов, помолчи. С тобой особый разговор будет. Так отвечай, Иванников.

— Виноват, ребята. Первый раз.

— А дальше? — спросил Белов.

— И последний.

— Это рабочее слово или листок на ветру?

— Слово.

— Мы не ради пустого любопытства спрашиваем, — снова заговорил Вывалов. — На суде у бригадира спросят мнение. Поэтому надо подумать заранее. Тебя ведь сегодня легче выгнать, чем оставить. А вылетишь из нашей бригады — желающих подобрать не найдется.

Закончил разговор Максименко:

— Все, что не досказали, услышишь на суде. Сейчас только прелюдия. Но больше ни того, ни другого — запомни, Иванников, — не будет. Силком тебя к нам никто не тащил и удерживать не собирается. Обидно, конечно, ты, как говорится, пришелся ко двору. Но если еще что, не жди поблажек и «по собственному желанию» уйти не рассчитывай. А теперь бегом в столовую: обед стынет. На нашем столе найдешь.