Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

Он не ошибся. Белочка только взглянула на раскрытую ладонь Нади и отвернула голову.

— Вот видишь, я говорил. Кстати, ты хорошо рисуешь.

Надя укоризненно покачала головой.

— Нет, я безотносительно. Как знаток. Лица схватила, краски подобраны, и юмора не отнимешь. Прямо как охотники Перова, только вместо дичи кружки с пивом.

— А ты что, тоже рисуешь?

— Нет, увлекаюсь чеканкой.

— Да ну! Я давно хочу научиться. Поможешь?

— А чего же. На днях собираюсь портрет Расула Гамзатова выбивать. Приходи.

— А меня смог бы?

— С натуры нет, а с фотографии или — еще лучше — с рисунка можно попробовать. Только, боюсь, не получится.

— Почему?

— Лучше получаются портреты незнакомых людей. Копия и все. А с того, кого знаешь, особенно с тебя, копия не получится.

Они прошли до озерка, расположенного в глубине парка, полюбовались дикими утками, безбоязненно подплывавшими к ним, снова пожалели, что не нашлось корочки хлеба.

Присутствие девушки, теплая погода, золото листьев на фоне еще сохранившейся зелени волновали, и Юре нестерпимо хотелось обнять Надю, погладить ее волосы, поцеловать. Но страх напугать и потерять останавливал.

Расставаясь, уже в темноте, у дверей общежития договорились, что Юра после получки съездит в «Юный техник», купит листовой латуни, изготовит необходимые для чеканки инструменты и тогда Надя придет к нему учиться.

На следующее утро, как обычно, Юра и Николай Филиппович встретились во дворе и направились на работу.

— Ты прости меня, деда, — нарушил Юрий тяготившее его молчание. И совсем по-детски пообещал: — Больше не буду.

— Я-то прощу, да больно ли нужно тебе мое прощение.

— Нужно, — торопливо сказал Юра.

— Спасибо, коли так. Но ты о другом подумай: простишь ли себя сам, когда хватишься, что годы прожил — авторитета не нажил. Он ведь не красивыми словами создается, а красивыми делами, уважением людей.

Юрий удрученно молчал. Возразить нечего: дед прав. Наконец спросил:

— Так что мне теперь делать?

— Ты еще старую не смыл, а уже в новой грязи вывалялся. Думай и работай — больше советов у меня нет. И пощади мать. Сколько можно?

Заканчивая «микрооперативку» в день зарплаты, Максименко, обращаясь к Иванникову и Суворову, сказал:

— Думаю, ребята, вам с первой получки надо сделать подарки матерям.

— Какие? — спросил Юра, досадуя, что сам не догадался об этом.

— Так сразу и не сообразишь. Лучше пошли все в универмаг, поможем выбрать, — предложил Белов.

Как только вышли из цеха, Мишу окликнул какой-то мужчина.

— Я догоню, — сказал Суворов и пошел к нему.

По дороге шутили, обсуждали перспективы «Зенита» в предстоящем завтра матче, подтрунивали над страстным болельщиком Веточкиным.

Архипов уже несколько раз оборачивался и, не видя Миши, начал беспокоиться.

— Кто его позвал? — оборвав смех, спросил он. — Я что-то не посмотрел.

— По-моему, отец, — неуверенно ответил Максименко.

Невольно сбавили шаг.

— И часто он его встречает, Юра? — спросил, останавливаясь, Архипов.

— При мне не было, — ответил Иванников.

— Вернемся, — посмотрев еще раз назад, предложил Максименко.

Обратно шли быстро и молча.

У самого цеха увидели прижавшегося к дереву Суворова.

— Ты что, Миша? — гладя по спине, спросил Николай Филиппович. — Ну, ну, успокойся, тоже мне мужчина.

— Отец… деньги… — сквозь всхлипывания выдавил Суворов.

— Все? — спросил Вывалов.

Миша заплакал громче.

— Ясно, — сказал Вывалов. — Где он?

Суворов махнул рукой в сторону.

— К винному магазину пошел, — прикинул Веточкин.

— За ним, — сказал Вывалов. — Возьми себя в руки, Миша. Мы кадь его не знаем, покажешь.

С трудом успокоив Суворова, направились к дальней проходной, спешили. Когда Миша немного приободрился, из его сбивчивого рассказа узнали, что отец просил пятерку, а когда тот не дал, ударил по лицу и отобрал зарплату.

Максименко, всегда спокойный и выдержанный Максименко, был мно себя! Так надругаться над мальчишкой!

Он невольно ускорил шаг, и они с Иванниковым оказались впереди.

К дверям магазина как раз подходили трое мужчин.

— Сегодня угощаю, — шумел один из них. — И долг отдаю, и вперед забегаю. Дожил наконец, что дармоед первую получку принес.

Суворов! — на всякий случай окликнул Максименко, боясь ошибиться.

Мужчина оглянулся, недоверчиво посмотрел.

— Чего тебе?

— Миша твой сын?

— Ну и что? Ты кто такой?

— Подгони ребят, — шепнул Максименко Юре. — И уходи с Мишей.

Как только Иванников отошел и проскочил перед трамваем на другую сторону улицы, Максименко взял себя в руки и, оттягивая время, представился:

— Я Мишин бригадир. Максименко Олег Викторович. Будем знакомы.

Суворов посмотрел на своих дружков и, видя, что те пожимают плечами и недвусмысленно показывают на магазин, пожал протянутую руку и заторопился.

— Очень рад, но извините: спешу.

— Отойдем в сторонку, разговор есть, — позвал Максименко, видя, что свои уже перебегают дорогу. — Где Миша?

— А кто его знает? Отдал, как положено, деньги отцу и, наверно, домой подался.

Максименко не умел притворяться, и Суворов наконец сообразил, к чему клонит бригадир.

— Ты моим сыном на работе командуй, а в семье я хозяин. Дай пройти.

Его дружки угрожающе придвинулись, но было уже поздно.

— Вот что, ребята, — взял на себя роль судьи Архипов. — Шум поднимать не советую: дорого обойдется. Этот человек, называющий себя отцом, только что ограбил сына, ученика нашей бригады.

— Так что деньги на бочку, — закончил за него Веточкин.

— Еще чего! — возмутился Суворов и замахнулся, но Белов успел перехватить руку да так завернул за спину, что тот чуть не коснулся лбом асфальта.

— Я что, не имею права? — дернулся было Суворов, пытаясь вырваться. — Мишка — малолеток.

— Он ученик рабочего и волен сам распоряжаться заработанными деньгами, — назидательно сказал Архипов.

Понимая, что призывы и объяснения ни к чему не приведут, бригадир потребовал:

— Верни деньги.

— Грабють! — завопил Суворов.

Тогда Максименко, не долго думая, залез к нему в один карман, другой и вытащил смятые деньги. Пересчитал. Сходится.

— Теперь поговорим. Выпрями его, Саша, — сказал он Белову. Тот ослабил зажим.

— Миша рассказывал, что зарплату за тебя получает жена. Так?

— Ну, так, а тебе какое до меня дело?

— Раз не помогает, советую лечиться. Теперь, сам знаешь, можно и анонимно. Хотя тебе это ни к чему. Стыд, я вижу, ты совсем потерял. Верно, не миновать тебе лечебно-трудового профилактория. Но пока прими к сведению одно: если еще позаришься на заработок сына — слышишь ты: хоть раз! — будешь иметь дело с нашей бригадой и милицией. Это я тебе обещаю. А теперь отпусти его, Саша. Пусть проваливает.