Василий Матушкин - Цвет жизни

– Молодец, седьмой разряд дам.

Конечно, мне такая фамильярность мастера не понравилась, даже покоробила она меня: «Какое он имеет право бить девушку по плечу». Но я скрыл свои чувства и, чтоб мастер не мог хлопнуть Наташу по второму плечу, стал между ними, как бы тоже разглядывая контроллер. А он, старый хрыч, с издевкой подпускает:

– Гляди не гляди, товарищ Меркулов, а девка сработала лучше тебя.

Я, конечно, человек-лед, и хоть жарко стало, а не растаял. Посмотрел на мастера влюбленными глазами и говорю:

– Что ж, Антон Захарыч, я возражать не буду, если меня товарищ Крищенко на буксир возьмет.

– Чудак ты, Меркулов. Да разве она стащит тебя? Тут ледокол нужен, «Красин». – И мастер захихикал. А что нашел смешного, не знаю.

До этого я соревновался с Костей Зюзиным, нашим лучшим токарем, но несмотря на мое прямо-таки материнское отношение к нему и помощь он так и не поднялся до моих показателей. А на следующей самопроверке договоров я вызвал на соревнование и Наташу. Вызов она приняла. Заключили мы договор, расписались, и на следующей пятидневке переходящий флажок, который висел около года над моим верстаком, перешел к Наташе. А взяла она первенство тем, что убрала свой верстак лучше, чем письменный стол у директора завода, даже достала где-то цветы и поставила их перед собой на окне. Я, конечно, не отставал. Нельзя же мне, кандидату партии, смазывать свое лицо перед комсомолкой. На другой день стянул у соседки пару горшков с какой-то травой, доставил их в цех и с торжественным видом поставил на своем окне. Собрались ребята посмотреть на мое озеленение. Подошла Наташа и поставила мне ножку: «Это что у тебя за цветы, герань или розы?» А я тем же, конечно, тоном отвечаю:

– Точно не могу сказать. Я в этой «технологии» столько же понимаю, сколько курица в переменном токе. Но продавец, который их мне вручил, клялся всем растительным миром, что из этих лепестков, при хорошем уходе, расцветет или роскошнейшая лебеда, или на худой конец гибридная крапива.

Ребята ощерились; ну, думаю, в точку попал. А Наташа посмотрела на мою траву и вдруг как прыснет да давай хохотать. Гляжу я на нее хладнокровно и мечтаю: «С ума девка сошла или еще что». Наконец, она успокоилась и, вытирая глаза от слез, говорит:

– Степан, да это ж рассада помидор!

– Еще лучше, – невозмутимо отвечаю ей, – мы тут на окошке пригородное хозяйство разведем, и помидорчики у нас будут всегда свежие.

Поднялся вокруг меня не смех, а прямо грохот, как на хорошей комедии. Надрывались люди. А я как ни в чём – спокойный, только пот стал с носа быстро капать и температура по всему телу поднялась. Но когда понял, что их насмешкам конца не будет, возвратил рассаду своей соседке. Та тоже хотела мне содоклад сделать о частной собственности, но я быстро уладил конфликт.

– Варвара Пахомовна, – говорю ей, – у нас в ударном магазине будут селедку давать. Если хотите, то получите по моей карточке для себя. Все равно пропадет. Не люблю, да и некогда мне ходить по магазинам за какой-то селедкой…

Но все-таки идея озеленения нашего цеха крепко засела в моей голове, и в выходной купил я на базаре настоящий цветочек. Уж тут комар носа не подточит – никто не скажет, что это огуречная рассада. Хотя я точно не знаю, как он называется, а по виду похож на что-то тропическое. Раза в два он выше меня и посажен в бочонок, ведра на три. Несмотря на всю мою силу, я с великим трудом дотащил его до цеха. Ну, конечно, теперь уже не смеялись, а радовались все и восхищались. А больше всех Наташа. Заглядывая мне в глаза, она теребила мой рукав.

– Степа, да скажи же мне, сколько ты за него дал?

– Сорок рублей, – наполовину приврал я для эффекта.

Вслед за нами потащили цветы и другие ребята. Вскоре наш цех и впрямь озеленился, как оранжерея.

Ну, а флажочек-то все-таки продолжал висеть над Наташиным верстаком. И началось у нас с ней действительное соревнование. Я сотню поползушек в смену обделаю, а она сто двадцать. Я контроллер кончаю в семь часов, а она в шесть часов пятьдесят минут. И качество ремонта не хуже, чем у меня. А посмотрели бы вы, товарищи, как она работает. Режет металл ножовкой всегда прямо по риске. После бархатной пилкой или наждачной шкуркой подчистит, и всё. А я так не могу, боюсь я, припуск всегда оставляю на обработку, и получается задержка. Но не это главное. Дадут нам, к примеру, конусную муфту разметить для расточки на токарном. Она в руки карандаш, бумажку и давай логарифмами да косинусами вычислять. А для меня это филькина грамота, потому что я хоть и посещаю вечернюю школу повышенного типа, но пока мы там только десятичные дроби одолели. И притом я больше привык работать на глаз да на ощупь.

Вот и угонись за ней. И так по всем пунктам нашего договора. Беру билет в театр во второй ряд, гляжу, а она уже в первом сидит. Я организовал в цехе крепкую группу ребят-изобретателей, а она литературный кружок заводского масштаба. Наконец я решил еще одно средство испробовать. Собрал всех слесарей, токарей, электриков от пятого разряда и ниже и стал им рассказывать, как надо работать. Все свои знания перед ними выложил. А дня через три в заводской газете статья Наташи появилась с заголовком «Моя путевка», где она подробно рассказала про свой стиль работы и в дым раскритиковала наши кустарные методы. И сразу рухнул мой авторитет.

После этого мои ученики со всякими вопросами стали обращаться к Наташе. А Васька Загаров, которого я, можно сказать, электриком сделал, при всем народе с форменным позором меня в галошу посадил.

– Степан, – спросил он, меня искушая, – на сколько градусов нагреются двести грамм воды, если в нее опустить на двадцать минут проволоку и пропустить по ней ток в десять ампер, при условии, если проволока имеет сопротивление в ноль целых одна десятая Ома? И во что обойдется это нагревание при тарифе две копейки с гектоватт-часа?

Другой бы на моем месте закипел, а я, вы уже знаете, человек хладнокровный и поэтому с могильным спокойствием ответил:

– Еще не встречался, Васек, с таким затруднением. У меня дома счетчик есть. И сколько бы я ни потребил электричества на свет, на кипятильник – всегда точно показывает. А если у тебя счетчика нет, то рекомендую так узнавать. Когда над кастрюлей станет пар подыматься, опусти в воду палец. Если стерпишь, значит, градусов семьдесят, а если кожа с пальца слезет, то значит, около ста.

Загаров выслушал меня и только носом шмыгнул, а крыть нечем. Но все-таки я посидел дома над этой задачей около часа и решил ее.

Да так-то вот шли у меня дела насчет соревнования. Плохо. А тут еще Наташа вздумала меня вербовать в свой литературный кружок. Как увидит, так начинает горизонты мне раскрывать: