Михаил Пришвин - Осударева дорога (сборник)

Внизу выстраивались со знаменами, шли шеренги на места, брались за топоры, за пилы, а прорабы каждому указывали его назначение.

– Ты, Иван Дешевый, – говорил один прораб, – иди вон туда, к Лисьим норам; ты, Рудольф, с урками в Камень; ты, старик Волков, веди свою бригаду на Бараний Лоб.

И так потом дальше от бригадиров каждый узнавал свое место. Они обращались к каждому отдельно, а музыка гремела для всех.

И так начался и загремел рабочий день надвоицкого узла Беломорско-Балтийского канала.

Случилось, много тяжелых высоких деревьев, подрубленных и подпиленных неумелыми степными людьми, непривычными совсем к лесному делу, падая, оперлись на нетронутые пилою деревья и остались висеть в воздухе. Степняки, не понимая лесных работ, рубили, пилили, не обращая на завал никакого внимания. И так, наконец, один из них принялся рубить то самое дерево, на котором держался весь завал. И, подруби он опорное дерево, весь завал бы рухнул и подавил много людей.

Но один совсем простой лесоруб догадался…

Зуек это заметил себе твердо, что лесоруб именно догадался и своей догадкой спас жизнь более ста человек. «Не от этого ли, – подумал он, – и начинаются хорошие начальники, наверно, надо о чем-нибудь хорошем догадаться и спасти человека».

И так оно вышло именно, как Зуек представил себе: Сутулов позвал к себе лесоруба, поговорил с ним, и простой лесоруб с тех пор сделался прорабом. Больше лесоруб теперь не работает весь день топором, а стоит на своем участке, как маленький Сутулов, и даже с малиновыми петличками на шинели: назначает, указывает, приказывает.

Из всего этого случая Зуек сделал вывод для себя: ему бы тоже надо о чем-то таком догадаться, спасти хоть одного бы человека и после того не бегать курьером, не передавать приказания, а самому сделаться начальником.

Не будем скрывать и затаенной мысли Зуйка.

«Наверно, – подумал он, – мне тогда тоже малиновые петлички дадут. А может быть, даже и пистолет. Эх, вот бы догадаться и хоть бы одного человека спасти».

Сам он видел, как было просто лесорубу спасти сто человек. А поди-ка сам спаси, догадайся.

Смотрел на работу Зуек внимательно, долго, голова кружилась от напряжения, а догадаться не мог. И вот в это утро Куприяныч открыл ему, что вовсе и не надо трудиться, догадываться, спасать людей, гоняться за властью, можно просто уйти в лес, где нет никакого строительства и где все цари.

Тоже он думал и о душе какой-то, похожей на птичку, и смотрел внимательно на Сутулова, стараясь догадаться, есть ли душа тоже и у него и какая у него душа: тоже вроде птички или какая-нибудь своя, особенная.

Сутулов как воткнул в это утро свою палочку в торф, так стоял неподвижный и наблюдал сверху кипучую работу внизу. Никакого внимания он не обращал на своего курьера, и было это понятно: Сутулов был весь целиком в своем деле, а Зуек, если правду о нем говорить, занимался про себя только сказками, выжидая удобный момент, когда можно будет спросить, есть ли душа у начальников.

Вдруг Сутулов отвел свои глаза, поднял их вверх к небу.

Момент был подходящий. Зуек уже открыл было рот, чтобы спросить о душе, но Сутулов первый сказал:

– Не простоит этот день, наверно, будет непогода.

– Как это вы знаете? – удивился Зуек.

– А вон, погляди на небо: везде кошачьи хвосты.

Правда, небо было покрыто облаками, похожими на громадные белые лохматые хвосты.

Услыхав, что на небе хвосты, Зуек вспомнил про те, что удерживают Уланову, и он стал раздумывать и догадываться, не тут ли, не в этих ли небесных хвостах все это дело? Но как понять, что эти небесные хвосты виноваты, об этом он никак не мог догадаться.

Прошло немного времени, кошачьи хвосты исчезли, но со всех сторон стали надвигаться темные тучи. Зуек этим воспользовался, чтобы заговорить.

– Как правильно вы сказали, – обратился он к Сутулову. – Хвосты на небе пропали, и скоро будет дождь: хвосты были перед дождем.

Сутулов охотно ответил:

– Ты приметливый мальчик: вот увидишь, не докончим нынче работу. Дождь сильный пойдет.

Зуек опять воспользовался вниманием начальника и решил, что теперь ему можно спросить и о всем. И подумав, о чем раньше спросить, о том ли, почему хвосты удерживают товарища Уланову, или о душе, решил спросить о тайне.

– Можно спросить? – сказал он.

– Ну, спроси, – ответил Сутулов.

– Скажите мне, есть у вас душа?

Сутулов как раз в это время заметил какой-то непорядок на лесных работах внизу, и душа туда улетела.

– Душа, говоришь? – рассеянно ответил он Зуйку.

– Душа, говорю, вроде птички…

– Птички, говоришь?

– Птички, говорю, Пикалки.

– Ну и что?

– Когда птичка поет, Куприяныч работает, а когда перестает – садится пить чай, он с ней советуется. И он мне говорит: эта птичка – душа. А я спрашиваю: у вас тоже душа вроде птички?

– Стой! – останавливает его Сутулов. – Какая тебе тут птичка, какая душа! Беги вон туда, стрелой лети, отнеси бригадиру приказ!

Сутулов наскоро написал на бумажке что-то карандашом.

Передав приказ, Зуек спешит вернуться назад к начальнику, послушать его ответ о душе. Но Сутулов и не смотрит на него. Много времени проходит, пока он останавливает свое внимание на маленьком своем и препотешном курьере.

– Ты ведь, кажется, хотел меня о чем-то спросить?

– Очень даже, – ответил Зуек, – хочу спросить, есть ли у вас душа?

– Вот что выдумал, – засмеялся Сутулов. – Конечно, есть, у каждого человека есть душа. Только скажи, кто это тебе об этом сказал.

– Куприяныч сказал. У него душа, говорит, вроде птички. Она поет ему, и он под песенку работает. А что у вас, у начальников, душа тоже вроде птички? И она вам тоже поет?

– Куприяныч бродяга, – ответил Сутулов, – по лесам шатается, у него есть время о птичках думать. Какая тут птичка. Моя душа вся в заботах, вся во внимании: на что смотрю, там и душа моя. Вот вижу сейчас, урки проклятые там подрались, и как бы у них тоже не вышел завал. Смотрю туда – и душа моя там тоже работает.

– Понимаю, – ответил Зуек, – вы стоите, а душа ваша работает.

– Вот правильно, – говорит Сутулов, – только вижу вон опять завал все растет и растет.

– Душа Куприяныча – птичка, – продолжает Зуек.

– Птичка, говоришь?

– Птичка. Он работает, а птичка ему поет.

– Поет?

– Поет, говорю. А у вас наоборот, она работает, зато вы сами стоите.

– Сам я стою, – сказал, приходя в себя, Сутулов, – это верно. Душа моя работает, а я за правду стою и тебе тоже советую, не гоняйся за птичками: душа в правде. Только понимаешь ли ты, пацан, что-нибудь?

И только было собрался Зуек ответить в том смысле, что ему лучше хотелось бы за птичками бегать, чем за правду стоять, как вдруг случилась там внизу какая-то новая беда, и душа Сутулова вся туда улетела. А когда вернулась, Зуек опять должен был лететь.