Михаил Пришвин - Осударева дорога (сборник)

Тяжелый завал опять навис над степными людьми. Зуек бежал к Куприянычу. Старик получил приказание бросить шкурить и помочь татарам разобрать свой завал.

«Ну вот, – радостно думал про себя Зуек. – Пришел и мой черед догадаться, да и Куприяныч поможет: сейчас мы непременно с ним спасем всех, и я сам своими руками хоть одного да спасу человека».

И он себе ясно представил, будто сам он теперь там вместе с Сутуловым по-прежнему за правду стоит, а душа его теперь летит спасать человека.

Коротенькие люди с широкими квадратными спинами, в маленьких цветных шапочках валили деревья, не обращая никакого внимания, какое куда упадет. Им указывали, учили, и они несколько времени правильно делали, стараясь понять, в какую сторону должно пойти то или другое дерево. Но проходило какое-то малое время, степная природа брала верх над лесной наукой, деревья опять падали, куда как попало… Небывало тяжелый завал навис, а они все работали. Оставалось срубить одно дерево – и завал бы рассыпался, но тут прибежал Зуек с Куприянычем.

– Аман! – спокойно сказал Куприяныч.

И после того, вдруг сделав ужасно пугающую рожу и руками так, будто он всех их гонит, закричал:

– Айда, айда, айда!

Все татары, поняв что-то страшное, бросились вон из-под завала.

– Айда, айда! – продолжал кричать бродяга, пока близко не осталось ни одного степняка.

Пришло время Зуйку догадаться, но пока он собирался с мыслями, Куприяныч подрубил какое-то дерево, привязал к нему длинную веревку, махнул рукой коротеньким людям, и только-только Зуек догадался, как ему надо спасти этих людей, они потянули за веревку, дерево рухнуло, и за ним рухнул завал.

Опять не догадался Зуек, но так он обрадовался скорой работе Куприяныча, что в этой работе забыл сразу свое огорчение.

– Молодец, Куприяныч, – воскликнул он. – Сейчас побегу к начальнику, доложу ему, и тебя, наверно, назначат прорабом.

Куприяныч смеялся.

– Ты будешь стоять, – продолжал Зуек, – ничего не будешь больше делать и только приказывать.

Куприяныч смеялся.

– И все тебя будут слушаться. И ты их будешь спасать.

Куприяныч перестал смеяться.

– Айда! – сказал он татарам.

Коротенькие люди взялись за топоры и за пилы, Куприяныч прошелся между ними, кому рукой указал, кого ногой пихнул, кого за ухо взял и сам головой помахал и языком или «ни-ни!», или «так-так!», и всего в несколько минут все дружно так заработали, занимались лесными работами всю жизнь.

– Вот видишь, – сказал Куприяныч Зуйку, – зачем это ты меня хочешь ставить прорабом. Меня же и так все слушаются.

Зуек стоял смущенный, казалось, все так ясно и просто, а вот оказалось теперь совершенно непонятным: без всяких петличек и пистолета все слушаются, и так можно сколько угодно спасать.

– И ты можешь людей спасать? – спросил он.

– Вот еще, – засмеялся Куприяныч, – спасать! Видел ты, как я их разогнал? Спасать! Ты только сам на место и стань, на правильное место, а люди сами спасутся. Каждому жизнь дорога. Зачем их спасать?

– Тебе, – сказал Зуек серьезно, – наверно, это все птичка указывает?

– Вот это так, – сказал Куприяныч, – это ты догадался. Я слушаю птичку свою и ни о каких петличках не думаю. Но погоди, я тебя устрою. Ты будешь тоже стоять в петличках и приказывать. Хочешь?

Зуек покраснел.

– Хочешь? – повторил Куприяныч.

Зуек еще сильнее покраснел и чуть слышно что-то ответил:.

– Ага…

Куприяныч засмеялся, все лицо его в щетинах сделалось круглым, как у ежика, глаза узеньки, как у кота на свету, и так близко он наклонился, что Зуек вздрогнул, и почему-то ему стало даже и страшно немного. Он отклонился с внезапным отвращением, но Куприяныч еще ближе подошел, прижал его к дереву и шептал:

– Сделаю, сделаю…

– Как же ты сделаешь? – спросил смущенно Зуек.

А Куприяныч уже и прямо щетиной своей коснулся лица так близко, что видны были уже блошки и вошки. Отвратительно стало Зуйку, но Куприяныч ответил:

– Сейчас пойду доложу начальнику, как все было, и ты не отказывайся. Ты спас людей. У тебя будут петлички и пистолет.

Когда василек глядит изо ржи, нам кажется, будто все поле этим васильком, как глазом, смотрит на нас.

И когда деловой человек, охваченный творчеством великого строительства, увидел глаза другого трудящегося человека, то ему кажется, будто этими глазами глядит на него все море строительства. И фраза тогда «на глазок» бывает видна – к чему этот человек, на что он годится, куда его деть.

Так Сутулов всегда все брал «на глазок», и в людях, пригодных к делу или плохих, никогда не ошибался. А дело всей тяжестью было на его плечах, и если бы ему встретился василек, то он бы и думал о ржи, но не стал бы, конечно, думать, как будет выглядеть василек, если его поставить отдельно в стакан с водой.

И Зуек тоже занимал его, пока он синим цветком глядел на него из этого поля людей, подлежащих распределению в строительстве каждого по способностям. И Куприяныч, лесной бродяга, был ему хорош и нужен, как отличный работник по лесу.

Но теперь, когда Куприяныч врал ему сказку о герое-мальчике, спасающем степняков от завала, Сутулов потерял свою обычную ясную видимость души трудового человека. Ему непонятно было, для чего врет лесной бродяга, беглый разбойник, способный за обладание каким-нибудь ножом голыми руками задушить такого же бродягу, как сам. Сутулов довольно насмотрелся на людей и мог сразу разгадывать их мысли и помыслы. Но тут даже под его пристальным взглядом душа Куприяныча за его гляделками показывалась как голубая стена, чистая, ровная, без всяких царапин. Вот это одно и смущало его: для чего надо было бродяге завлекать в свои путы еще несмышленого мальчика.

И небо хмурилось. И Сутулов хмурился. А если бы небо ясно было, может быть, и Сутулов, увидав василек, улыбнулся ему, взял с собой и в стакане с водой дома понял бы его.

Зуек по лицу Сутулова сразу догадался: дело его провалилось. Но тут же он решил не сдаваться и приготовился к большой борьбе за себя. Ему казалось, что ничего плохого он не затевал: он хотел сделаться начальником, таким же, как чудесный и единственный, в его понимании, начальник Сутулов, – что же в этом плохого? И если ему хотелось тоже получить петлички, пистолет и для этого пришлось немножко соврать, то какая же в этом беда? Ведь он хотел достигнуть хорошего.

И оттого он решил бороться за свое до конца.

Это бывает с мальчишками, и тогда лучше бы начальнику отвести глаза в сторону и после какой-нибудь шуткой на досуге высмеять виновника и пристыдить. Но когда тут было строительство канала носиться с каким-то мальчишкой, пленившем его своей правдивостью и прямотой.

Зуек весь горел, и кончики ушей его почти что светились огнем. И глаза уставились вниз на камень с отчаянной готовностью стоять до конца на своем.