Вера Кетлинская - Мужество

Никто не говорил, но шум по кругу все возрастал. Последние слова были заглушены ревом негодования. Клава подскочила к Морозову и закричала дрожащим голосом:

– Да нету здесь таких! Это же комсомольцы!

Через несколько минут Андрей Круглов начал запись в ударную бригаду имени Комсомола.

– Записывай меня, – вертясь около, торопил Петя Голубенко, – наша судьба такая – куда ты, туда и я.

Валька Бессонов не выдержал:

– А ну, вали ко мне, ребята! Объявляю сверхударную бригаду имени Нового города. Записывайтесь в сверхударную, непобедимую, несокрушимую!

Через пятнадцать минут все работали. Новые бригады вызывали друг друга на соревнование. Павел Петрович ходил с Морозовым, улыбаясь и смущенно поглядывая на березовые рычаги, выдиравшие из земли тяжелые корявые пни.

Валька Бессонов все так же размашисто сокрушал деревья. Неподалеку работала топором Катя. Они видели друг друга.

Катя первая крикнула в пространство:

– Развоевались, петухи!

Он крикнул в ответ не глядя:

– И зачем сюда девчонок пустили!

Катя не могла оставить за ним последнее слово:

– Обойдитесь вы без нас, мы-то без вас обойдемся!

Так они перекликались, не желая уступить, оба с упоением отдаваясь веселой перебранке под стук топоров.

Поздним вечером в лагере комсомольцы с других участков любопытствовали:

– У вас, говорят, буза какая-то была?

Но за день второй участок стал родным.

– Никакой бузы. Понятия не имею. Сплетни! – отвечали ребята единодушно.

Был заключен договор на соревнование с третьим участком. Катя собирала заметки в стенгазету. В палатках появились разные усовершенствования – гвозди для полотенец, полочки, веники. Быт налаживался. В лагере, где мелькали названия десятков городов, уже чувствовалось возникновение нового, еще безыменного города.

И в тот же вечер, у костра, Генька Калюжный как бы невзначай сообщил:

– Между прочим я видел нанайских комсомольцев.

Все заинтересовались. Нанайцы, да еще комсомольцы!

Генька подождал, чтобы ему задали вопросы, и тогда сказал вялым голосом:

– Ну где – на берегу, конечно.

– Да где же они?

– Ну где – уехали. Поговорили и уехали.

Катя Ставрова чуть не заплакала от огорчения:

– Да что же ты их не привел? Да как же ты их не задержал?

– Видали! – сказал Генька. – Люди едут по делу, а я должен их задерживать.

– Да откуда они?

– Издалека откуда-то. По Амуру километров шестьдесят, а потом вверх по горной реке еще километров двести. В тайге. Я пожелал им счастливого пути. А что я мог еще сделать? Когда люди торопятся и до дому им девять суток езды?

– Шляпа! – с чувством сказал Сема. – Приезжают комсомольцы-националы. Видят – палатки, люди, строительство. И ты не мог им сказать, что мы строим большой город, что мы все комсомольцы, что мы зовем их в гости, что мы несем в тайгу культуру лучших центров Советского Союза…

– Таки да, сказал, – флегматично ответил Генька. – Почти такими же словами. Только я не звал их в гости, я им сказал просто: бросьте трепаться, приезжайте к нам работать вы и вся нанайская молодежь.

– Вот это да! А что они?

– Они спросили, сколько стоят николаевские рубли.

– Николаевские рубли? А им зачем?

– А я знаю?

– Нет, – со вздохом заметил Сема, – ты мой лучший друг, но ты все-таки шляпа. Такой случай – и ты не мог позвать хотя бы меня!

– Но зато он принес им культуру лучших центров: «бросьте трепаться», – добавила Катя. – Они тебя не спросили, что это за чудное слово?

– Зачем же? Один парень засмеялся и сказал: «Наша не любит трепаться, наша приедет».

– Значит, они обещали приехать?

– А разве я сказал, что нет?

– Фу, с тобой невозможно разговаривать!

И с этого дня, второго дня существования нового города, его первые жители стали ждать гостей из тайги.

Ничто не прикрепляет к месту так сильно, как труд. Можно прожить месяцы в новом месте и чувствовать себя посторонним. Но достаточно один-два дня поработать, как вложенное усилие привязывает человека, и он уже сроднился с местом и смотрит кругом как хозяин, как участник этой жизни, как необходимая частица целого. Поваленные стволы и пеньки сами по себе неинтересны, но они возбуждают чувство гордости и удовлетворения, если вы знаете, что часть из них повалена вами, что ваш топор надрубал эти желтые срезы, что ваша мускульная сила вырвала этот корявый пень, что капельки вашего пота затерялись на его мшистой коре.

Работа на корчевке была тяжела. Но настроение на участках царило превосходное. Не было первоначальной толчеи – все бригады рассыпались по тайге и шли навстречу друг другу, перекликаясь цоканьем топоров. Вечером на видном месте вывешивали показатели бригад. Валька Бессонов вызвал на соревнование все бригады всех участков – а ну-ка, пусть кто-нибудь сумеет повалить столько деревьев, сколько повалят его молодцы! Отстающих немедленно подхватывал на «буксир». Все стремились выбиться в передовые.

Разрушая обособленность землячеств, Сема Альтшулер организовал бригаду «Интернационал», где собрались комсомольцы двенадцати национальностей. Катя Ставрова организовала девичью бригаду из самых рослых деревенских девушек и с первого дня перевыполняла нормы.

Клава и Лилька, превратившиеся в поваров, дали обязательство кормить «на убой». Из крупы и консервов они стряпали изумительно вкусные похлебки.

Они придумали новшество – разносить обед прямо по бригадам. Это было выгодно для бригад и удобно для девушек – можно было спокойно накормить всех по очереди и обойтись имеющимися тридцатью мисками.

…Накормив ближайшие бригады, Клава и Лилька приспособили палку, чтобы нести тяжелый бачок, и пошли на самый дальний участок – к бригаде Круглова.

Бачок покачивался на палке в такт шагам. За спинами позвякивали в мешках миски и ложки, и еле уловимый теплый запах хлеба вливался в запахи расцветающей тайги.

Тайга жила весной и звуками работы. Сзади, с боков, спереди раздавались размеренные удары топоров и пронзительные голоса пил. Время от времени вздымался стремительный шорох ветвей, будто пролетал ветер, – падало подрубленное дерево.

Девушки шли просекой, усеянной пеньками. Потом свернули в тайгу на стук топоров. Ветви с пахучими почками ударяли их по плечам. Все вокруг было пестро от солнечных бликов.

– А что, если бы мы шли-шли и вдруг пришли совсем не туда? И вдруг совсем не наши ребята, а какие-то незнакомые люди?

Лилька не понимала мечтаний Клавы:

– Да здесь, кроме наших, и нету никого.

Клава продолжала про себя. Конечно, все могло бы случиться… А почему бы и нет? Костер. Загорелые обветренные лица. Убитая птица жарится на вертеле. И от костра встает навстречу юноша в кожаной куртке и болотных сапогах, с веселыми и нежными глазами… «Вы кого ищете, девушка?» – спросит он, улыбаясь. «Мы искали других, – скажет она, не таясь, – но я так рада, что встретила вас…»