Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы

— Почему так поздно? — спросил он.— Я жду не дождусь…

— А тебя выписали?

— Давно выписали, я уже одет, — сказал Макарцев, хотя врачи оставили его недавно и он только что снял пижаму и надел брюки.

Ему помогала сестра, чтобы он меньше двигался. В холле он появился с заведующей кардиологическим отделением, которая поддерживала его под руку. Макарцев сам пошел вперед, к жене, поцеловал ее в губы, слегка подкрашенные. Она заморгала часто-часто, чтобы слезы не выступили.

— Господи, да неужели все кончилось? — радостно проговорила она.

— Еще ничего не кончилось, — сказала заведущая. — Игорю Иванычу предстоит войти в норму. Режим во всем: питание, отдых, прогулки, сон, ни в чем никаких излишеств, — она посмотрела на Зинаиду Андреевну.

— Понятно, понятно! — Макарцев слегка развел руками. — Уж какие могут быть излишества!

— Вы не отшучивайтесь, Игорь Иваныч! На работу вам нельзя. В санаторий на месяц-полтора.

— Бросьте, бросьте! — отговорился он. — Вы уже достаточно меня здесь отдыхом помучили! Для меня лучший санаторий — работа.

— Если не послушаетесь, Игорь Иваныч, я позвоню к ЦК, пожалуюсь на вас…

— Ладно, ладно… На недельку хоть домой, а там и в санаторий…

— И дома режим больничный, приеду проверять…

— Вот деспот, а!

Зинаида Андреевна подала мужу пальто, сама проверила, укрывает ли шею шарф, хотя на улице было тепло и солнечно, застегнула пуговицу. Выскочив из машины, Алексей открыл хозяину дверцу, ждал, улыбаясь.

— Здорово, молодец! — весело сказал Макарцев и как мог крепко пожал Двоенинову руку. — Небось, думал, я не выкарабкаюсь, крышка?

Макарцев хохотал. Он был счастлив.

— Ну что вы, Игорь Иваныч! Немножко приболели, и все. Бывает! У меня отец тоже вот с тромбофлебитом… А ничего!

— Знаешь, Зин, как он перепугался, когда я упал? — говорил Макарцев, кряхтя усаживаясь на переднее сиденье и повернув голову назад, к жене. Рукой он открыл бардачок. — Ну, Леша, где сигареты для меня.

— Гарик! — Зинаида Андреевна просительно положила руку ему на плечо. — Ну зачем?

— Во, видишь, брат, домашняя диктатура пролетариата. То нельзя, это нельзя! Теперь начнется… Несчастную сигарету и то не выкуришь. Придется, Алексей, нам с тобой курить только в дороге, потихоньку, чтобы никто не видал.

Ему нравился этот демократический разговор с шофером, а Леша гнал по кольцевой дороге, чтобы через Ленинградский проспект выскочить к «Динамо», к дому Макарцева, а потом ехать в редакцию, рассказать новость с подробностями, как да что.

— Я для тебя меню выписала из какой-то книги, Игорь Иванович, — вспомнила Зинаида Андреевна. — Как питается американский миллионер. В девять — овсяная каша без молока и сто граммов вареной телятины. Чашка зеленого чаю. В двенадцать тридцать — триста граммов вареной глубоководной рыбы без соли, пять сырых перепелиных яиц, чашка кофе, ломтик сыру. В пять — полстакана крепкого бульона, слегка обжаренная дичь, пятьдесят граммов икры с лимоном, два абрикоса. В двадцать тридцать — вечерний чай…

— Где же ее возьмешь — глубоководную рыбу? А где коньяк? Или я прослушал, а, Леша?

— Коньяк отдельно, потихоньку, Игорь Иваныч, как сигареты…

— Ты почему не говоришь насчет Боба, Зина? — вдруг, перестав играть, сухо спросил Макарцев. — Когда?

— Я не хотела тебе напоминать, Гарик. Вчера звонили, разрешили сегодня приехать.

— Сегодня?! Какого же черта молчишь?

— Я думала, привезу тебя домой и съезжу за ним, — она закрыла глаза, рот расплылся в улыбке. — Такой сегодня у меня день — одни хлопоты.

— Нет, так дело не пойдет. Едем вместе!

— Тебе нельзя!

— Положительные эмоции — можно! Вот что, Алексей, давай, брат, выруливай. Сам знаешь куда…

— Петровка, 38?

Двоенинов мгновенно глянул в боковое зеркальце и пошел резко перестраиваться из левого ряда в правый, огибая косяк машин, шедших на левый поворот. Все замолчали и не сказали друг другу ни слова, пока шофер не притормозил у ворот МУРа.

— Прошу тебя, Гарик, посиди в машине, я сама…

— А справишься без меня? Я ведь все-таки…

— Сиди, сиди…

Когда жена скрылась в воротах, Игорь Иванович вытащил из кармана стеклянную трубочку, стряс из нее на ладонь две таблетки и забросил их в рот, после чего приложил палец к губам, давая понять Леше, что прием лекарства нужно держать втайне. Алексей развел руки: ясно, чего там!

Просидели они минут сорок, и Леха стал думать про Анну Семеновну. Она уверена, что он давно привез Игоря Иваныча, и сейчас просто прирабатывает, гоняя по Москве. А он тут простаивает безо всякой халтуры, и Макарцев, всегда такой занятый, тоже просто сидит с ним в машине, ожидает и молчит. Леша поколебался, не спросить ли Макарцева о своем деле насчет перевода в «Совтрансавто». Но решил, что сейчас не до этого и он все равно скажет, чтобы Леша ему напомнил в другой раз, нечего и мозолиться.

Макарцев сперва не узнал сына, обритого наголо. Боб показался из ворот в куртке, без шапки, с отсутствующим выражением лица. За ним семенила Зинаида Андреевна, неся в протянутой руке его шапку, которую он, видимо, демонстративно отказался надеть. Алексей скромно отвернулся, чтобы не проявлять чрезмерного любопытства. Борис открыл дверцу, уселся на заднее сиденье и, не здороваясь и не замечая отца, обратился к шоферу:

— Дай курить!

Алексей покосился на Макарцева. Тот напрягся и сидел, не шелохнувшись, глядя вперед. Двоенинов медленно вытащил пачку сигарет, вытряхнул конец сигареты, чиркнул своей красивой зажигалкой.

— Поехали, — процедил Макарцев, когда Зинаида Андреевна села рядом с Борисом. — Побыстрей домой…

— Зачем вы меня взяли? — спросил Борис.

— Не надо так, Боренька, — тихо сказала Зинаида Андреевна.

— Кто вас просил?

— Ладно, дома поговорим, — обрезал Макарцев.

— Папа только из больницы и прямо заехали за тобой.

— А я откуда? Утром из психушки привезли…

— Ты голодный?

Борис не ответил, сплюнул на коврик, растер ногой и больше за всю дорогу не произнес ни слова. Когда они вылезали на Петровско-Разумовской, возле подъезда, Игорь Иванович, придержав рукой дверцу, произнес:

— Вот что, Леша. В редакции скажи, что у Макарцева все в порядке, самочувствие хорошее, скоро выйдет. А насчет остального — не надо…

— Само же собой, Игорь Иваныч, — обиделся Алексей. — Я же не маленький…

— Или вот. Что я скоро выйду, не говори, понятно?

— Будет сказано, как велели.

Макарцев захлопнул дверцу, и Леша укатил.

— Зачем меня взяли? — крикнул Борис с порога.

— Мы твои родители, — объяснил Игорь Иванович. — Сын Макарцева должен находиться дома, а не в тюрьме.

— А если в тюрьме лучше?

— Подумай об отце, Боренька! У него инфаркт. Подумай о его положении: ведь он кандидат в члены ЦК!