Иван Щеголихин - Снега метельные

Инженер долго не засиживался, уходил рано, и Галя, накинув шаль на плечи, только на одну минуточку вы­скакивала за дверь, проводить, и сразу же возвращалась, даже не успев продрогнуть. Женя догадывалась, мо­лодой инженер, оставшись с Галей наедине, так же смущенно и решительно говорил: «Ну, пока! Завтра я обязательно зайду. Посидим, поговорим». И Галя в тон ему, без улыбки отвечала сурово: «Обя­зательно приходи, поговорим!» Он подавал руку и бод­рым широким шагом уходил домой, вернее, в свое общежитие. И на другой день снова появлялся, делови­тый, серьезный. Женя, глядя на него, думала: ну почему хороший парень должен быть непременно скучным?

Однажды инженер принес девушкам билеты на моло­дежный вечер в Дом культуры. По мужской непреду­смотрительности или, может быть, оттого, что работал допоздна, он зашел к ним в последнюю минуту. Женя

даже не обрадовалась, до того была раздосадована таким поздним приглашением, ведь надо успеть сделать прическу, погладить платье, да прежде обдумать, в чем идти, в туфлях или в валенках. А главное, все-таки, что надеть? Шерстяное платье цвета терракоты, любимое Женей не только за фасон, но еще и за само слово «терракота». Или лучше, может быть, расклешен­ную желто-пеструю «под осень» юбку с гладкой гарусной кофточкой?

Ладно уж, лучше поздно, чем никогда, Женя давно мечтала попасть в Дом культуры на какой-нибудь бал. Поворчав, девушки сунули инженеру в руки кипу старых газет и выпроводили его на кухню. Женя быстренько надела юбку с гарусной кофточкой, решив, что если будет не совсем модно, зато достаточно тепло.

— Хорошо, Галя, сойдет?

— Очень!

Женя еще раз повернулась перед зеркалом. Нет, по­жалуй, слишком простовато. Лучше надеть платье, оно изящней. А что холодно, не беда, там же танцы, движе­ние, как и полагается на молодежном балу. В платье она будет выглядеть элегантнее. Ведь не на деревенскую вечеринку идет, не на посиделки, там будут девушки из Москвы, Ленинграда, Киева, Алма-Аты, отовсюду. И мо­лодые люди, разумеется, тоже, в смысле парни, кавале­ры. Женя быстро сняла кофточку, сбросила юбку и влезла в платье. Галя уже томилась, ждала ее. В черном жакете в талию Галя казалась долговязой, нескладной, но зачем портить ей настроение? Женя одернула на себе платье, сняла зеркало со стены, поставила его на пол, оглядела ноги.

– Идем, Женя, а то неудобно, человек ждет,— просит Галя.

А Женя уже не понравилась себе в этом платье. Оно ей показалось неуместным. Ишь, скажут, модница какая выискалась! Люди приехали сюда работать, собрались самые скромные, самые самоотверженные, а она, фифа, посмела в таком виде явиться на комсомольский вечер!

Все-таки она не Наташа Ростова и здесь не бал в Благородном собрании. Да и холодно, конечно, в клубе, труба там давно лопнула.

Почти со слезами Женя рывками стала снимать платье. Снова надела кофточку с юбкой. Очень она рас­строилась, и от вечера уже не ждала ничего хорошего, пошла так, скуки ради.

Как ни ворчали они на инженера за опоздание, все-таки успели прибежать в клуб до начала. В фойе, возле фанерного, еще не покрашенного буфета, толпились ребя­та. За неимением «горючего» усердно пили лимонад и курили. К подоконникам жались девушки, только что с улицы, руки у всех озябшие, красные. По их взглядам Женя поняла, что выглядит она весьма недурно, и на­строение ее сразу улучшилось. Не парни обычно оцени­вают твой наряд, а девушки, Женя это знала твердо, как будто родилась с таким знанием.

В пустынном зале музыка еще не гремела, но стулья уже успели сдвинуть к стене, и на них лежали пальто и платки, полушубки и шапки, а из-под стульев торчали валенки, как орудийные жерла. Почти все де­вушки были в туфлях, а ребята оставались кто в вален­ках, кто в сапогах, редко-редко — в новых туфлях, не постеснялся щегольнуть.

Было светло, празднично, пестрота в зале поднимала настроение. Женя, как только вошла в зал, сразу реши­ла: она берет на себя лидерство в их тройке, будет руко­водить инженером и Галей. Они стали особняком, в сторонке. Девушки раз­глядывали Женю, и потому ей не хотелось смешиваться с толпой, вместе со всеми станет как все, ее очарование растворится в толпе. А растворяться ей совсем не хотелось. Она только кивнула одной зна­комой девушке, другой кивнула из своего благородного отдаления, но подойти к ним не захотела. Улыбнулась телефонистке с почты, которая однажды кричала при ней в трубку: «Райком? Цэ райком?.. Николаев, шо вы там мордуетэсь, говорыть треба!»

Когда заиграли первый вальс, у Жени сжалось серд­це. От музыки и еще от ожидания. Сейчас кто-то подой­дет и пригласит ее... Галя с инженером с места закружи­лись с самым беспечным видом, оставив подругу в сиротливом одиночестве.

Но никто не подходил, никто Женю не приглашал. И она сразу настроилась критически по отношению к здешним ребятам: что они понимают в обхождении, гос­поди! Так бы наверняка подумала и сказала Ирина Ми­хайловна.

Она шагнула к стулу, чтобы сесть и сидеть весь вечер, скептически поглядывая на эту суету, но тут подлетел к ней красавец парень, черноволосый и черноглазый, с бровями вразлет, прямо как с неба свалился. Он только что появился в зале, от него еще пахло морозом и таба­ком. Женя мельком видела его в поселке, обратила вни­мание, только забыла, где именно.

— Разрешите?

Она не успела кивнуть, как он уже подхватил ее за талию и сразу же легко, умело закружил.

Парня звали Гришей, танцевал он без устали, говорил свободно и без умолку — сразу видно, приехал из города, где весь досуг наверняка проводил на танцпло­щадке. Это была его, можно сказать, стихия. После танца он так и не отходил от Жени, развлекал ее то анекдотом, то вдруг загадку задаст смешную и, не дожи­даясь, когда Женя ее разгадает, сам тут же говорил от­вет и смеялся. Да и Женя смеялась каждому пустяку, зачем же она пришла на вечер отдыха, как не повеселиться. Глаза у Гриши блестели, он сыпал ком­плиментами и откровенно, как куклой, любовался Женей, что ее ничуть не смущало — обстановка такая, кавалер, куда денешься. После третьего танца Гриша освободил место на стульях, и они уселись рядышком. Без всяких раздумий и тем более без смущения Гриша положил руку на ее талию. Женя рассмеялась, как на очередную шутку, и отбросила его руку. Гриша облизнул губы и сделал вид, ничего такого особенного не произошло, он позволил себе такой жест нечаянно, и продолжал болтать, о чем попало. Женя делала вид, что живо, с боль­шим интересом его слушает, хотя на самом деле ее инте­ресовало другое. Пусть себе говорит без умолку, лишь бы все видели, как им хорошо и весело. Ей совсем не хоте­лось упрекать себя за беспечность, за пустой смех, пусть!..

А Гриша все смотрел на нее влюбленными глазами.