Аркадий Львов - Двор. Книга 2

— А дальше? — зло спросил Андрей Петрович.

Гость опять прошелся по комнате, прислушался, за ширмой тихонько ворочалась и кряхтела на своей лежанке старуха, остановился возле окна, спиной к улице, и показал пальцем в сторону двора:

— В этом дворе две большие комнаты с кухней, которая тоже комната, и отдельным туалетом занимает один человек. Вы знаете, о ком идет речь.

Марина догадалась первая:

— Гизелла Ланда.

— Да, — громко ответил Иона Овсеич, — Гизелла Ланда. Последние два месяца она фактически здесь не живет, а находится у своей сестры, на улице Красной Гвардии. По имеющимся данным, там барская комната, из которой можно сделать целую квартиру.

За ширмой опять поднялась возня, в одном месте ткань заметно вздулась, словно человек уперся лицом. Марина раздраженно прикрикнула:

— Мамаша, вы можете полежать спокойно или нет! Андрей Петрович смотрел то на гостя, то на жену, Иона Овсеич лукаво прищурил глаз и сказал: в драмтеатре, когда аналогичный случай, называется немая сцена.

— Овсеич, — промолвил, наконец, слово хозяин. — Ты предлагаешь, чтобы я выгнал живого человека на улицу, а сам занял его место?

— Неправда! — выскочила вперед Марина. — Иона Овсеич не говорил, что надо выгнать на улицу.

— Овсеич, — Андрей Петрович откинул руки за спинку стула, зеленые глаза смотрели в упор, — Ланда находится под следствием, но суда еще не было. Суда еще не было.

— Да, суда еще не было, — Иона Овсеич подошел к столу, оперся обеими ладонями. — Но я полагаю, майор Бирюк не Чеперуха, и сомнений по этому вопросу у него нет.

— При чем здесь Чеперуха! — опять выскочила вперед Марина. — Надо рассуждать просто по справедливости: нас пятеро, я уже не говорю, что семья героя, а она одна — ни детей, ни мужа.

Андрей Петрович положил руки на стол, наклонился, от яркого света зеленые глаза пожелтели, и внятно, в голосе звучали нотки угрозы, произнес:

— Не одна, Марина Игнатьевна, а двое.

Марина прямо подпрыгнула на своем стуле, видно, из последних сил крепилась, чтобы не ответить как полагается, товарищ Дегтярь спокойно, желая немного поостудить пыл, положил руку ей на плечо и сказал:

— Майор Бирюк, я думал, ты умеешь чуть-чуть заглядывать вперед. Видимо, я ошибался.

— Вперед! — притворно засмеялась Марина. — Мой муж умеет смотреть только на зад!

Андрей Петрович прикусил верхнюю губу зубами, придвинул бутылку с водкой поближе, налил в стакан, примерно до середины, и выпил в один прием. Марина назвала мужа пьянчугой, схватила порожний стакан, налила себе, выпила, тоже в один прием, и обратилась к гостю:

— Вот так и будем соревноваться, кто больше.

Андрей Петрович опустил голову, жена заявила, что похож на бычка-одногодка, такой страшный. Иона Овсеич секунду-другую молча посматривал, затем взял за руки хозяйку, хозяина, сказал: милые бранятся — только тешатся, — и пообещал наведаться завтра-послезавтра, а лучше всего, пусть зайдут к нему. Марина проводила гостя до лестницы, вернулась минут через десять, за это время еще больше взвинтилась, и потребовала, чтобы прямо с утра муж отправился в райисполком. Андрей Петрович не отвечал, на лице было какое-то страдальческое выражение. Марина сказала, противно глядеть, швырнула на диван простыню, подушку, одеяло, кое-как постелила, легла лицом к стене и предупредила мужа, чтобы не смел к ней прикасаться, а то она подымет гвалт на весь дом.

Андрей Петрович заглянул к детям, оба крепко спали, прикрыл дверь, поставил рядом четыре стула, спинками в одну линию, надел байковую пижаму и улегся. Марина крикнула: а кто будет свет выключать? Пушкин? — пришлось подняться и погасить, заодно уже прихватил шинель.

Марина в темноте засмеялась: ну как, милый, удобно? Лошадник Чеперуха ему жить не дает, народ агитирует в пользу врага, а как про свою семью позаботиться — так Ланда не враг!

— Замолчи! — приказал Андрей Петрович.

— А вот и не замолчу! — крикнула в ответ Марина. — Шая-агитатор несчастный!

С улицы падал свет, длинная тень люстры тянулась вдоль потолка, стеклянные трубочки тихонько позванивали в темноте, было сильное желание трахнуть палкой по этому маскараду, чтобы разлетелся вдребезги. Андрей Петрович повернулся набок, заскрипели стулья, Марина сказала, пусть переходит на кровать, минуту подождала, встала, подошла к мужу и взяла за руку. Он просил отпустить, она сжала еще крепче и сказала, что, если сейчас же не перейдет, сама ляжет на пол и будет лежать до самого утра, пока не проснутся дети. Хорошо, ответил Андрей Петрович, пусть проснутся и увидят своими глазами: они уже не маленькие, разберутся. Марина всплеснула руками: ах, бандеровец, настраивать детей против родной матери!

За ширмой протяжно застонала старуха, как будто от сильной боли, Андрей Петрович встал, аккуратно перебросил шинель через спинку стула, а сам пошел к дивану. Марина, как только легли, обняла руками за шею, на минуту замерла, затем встрепенулась, подняла рубашку до плеч, чтобы живот и грудь были голые, содрала с мужа споднее и зашептала в самое ухо:

— Люби меня! Люби меня! Крепче, еще крепче!

Когда угомонились, Марина велела мужу немного подвинуться, а то чересчур душно, легла посвободнее, руки поверх одеяла, и тихонько засмеялась. Андрей Петрович пожевал губами, сильно пересохло во рту, она опять засмеялась и сказала:

— Чего-то хотела Овсеича представить себе, как они с Орловой это делают. Не могу.

Андрей Петрович ответил, что ему неинтересно, жена обиделась — спи, спи, тебе чего, свое получил, — приткнулась головой к его плечу и почти вмиг заснула. Он приоткрыл форточку, сел на подоконник, в комнату залетали одинокие снежинки, закурил, перед глазами, как будто в театре, действие первое, действие второе, вставал минувший вечер, и от каждой подробности брала досада. Все было не так — и вопросы не те, и ответы не те, и все слова не те, а надо было с ходу, да в лоб: слушай, ты, Дегтярь Овсеич, какое твое собачье дело, чего раздаешь чужие квартиры! Вот тогда бы и посмотрели, кто вперед глядит, а кто — назад.

— Ах, стервец, — выругался вслух Андрей Петрович, — вижу я твое вперед, аж нафталином блестит!

Марина застонала во сне, пошарила рукой слева, где лежал муж, Андрей Петрович прикрыл форточку, опустил ноги в шлепанцы и тихонечко перебрался на диван. Марина опять провела рукой, пальцы, как у лунатика, искали вслепую, нащупали резинку трусов, скользнули по животу внизу, изогнулись, словно захватили грушу, и замерли. Андрей Петрович сладко потянулся, еще раз подумал про Дегтяря, какой стервец, ворвался в чужой дом, набил, наколотил, но в этот раз большой злобы не чувствовал, зарылся лицом в Маринины волосы и заснул.

Иона Овсеич, когда вернулся к себе, еще немного посидел за столом, сделал несколько выписок из сообщения ЦСУ о выполнении плана развития народного хозяйства за тысяча девятьсот пятьдесят второй год, затем, уже в постели, мысленно перебрал весь разговор с Бирюками. Марина сегодня понравилась, чувствуется, что женщина с характером, от своего не отступит, а сам майор, чуть дело поближе коснулось гражданской жизни, оказался еще совсем зеленый. Иона Овсеич выключил свет, в темноте представил себе растерянное злое лицо Андрея Петровича, невольно улыбнулся, затем пришел на ум старый Чеперуха, весь в морщинах и мозолях, настоящий биндюжник с Пересыпи. Настроение немного испортилось, через тридцать пять лет надо с человеком начинать весь разговор сначала, и опять вылез вперед Бирюк со своими колючими, как у того мужичка с ярмарки, глазами. Н-да, зеленый, зеленый, но такой, дай ему только дорогу, полезет и будет переть во все четыре стороны, как танк, тут попробуй его остановить.