Иван Шевцов - Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света.

Ни одним листом не шелохнет дуб, жадно слушает нестройную речь пожилой женщины, которая не столько рассказывает своей маленькой спутнице, сколько просто размышляет вслух, потому что больно много их скопилось в ее седеющей голове, им тесно стало, и она решила выпустить их на волю, эти интимные поверительные мысли, которые рискованно говорить не только первому встречному. Девочка слышит - это не страшно, она еще ребенок, ничего не поймет, да и никому не скажет. А дуб - он умеет хранить тайны простых людей.

- Во и платьице на тебе красивое, и сама ты славная-преславная, - ласково растягивая слова, говорит Анна Глебова, чтобы хоть чем-нибудь отвлечь грустные и тревожные мысли ребенка. Она хотела было спросить: "Кто ж тебе такое красивое платьице купил?" - но вовремя спохватилась, сообразила, что такой вопрос напомнит девочке о родителях и расстроит ее. Вместо этого она сказала: - А у нас в деревне хорошо. И сад у меня есть. И вишни спеют, и сливы, и яблоки. А такие сладкие-сладкие - мед. И много нынешний год уродило, ой как много - все кругом усыпано, даже листьев не видать. Ну, пойдем, пойдем потихоньку. Скоро дойдем. Поповина дороги осталась, ровно половина.

Желтое солнце в теплой истоме распласталось на пыльной дороге. Редко касаются его ободья тележных колес: люди в оккупации стали домоседами. Ложатся глубоким отпечатком в пуховую пыль босые ступни Анны Глебовой и детские ботиночки Бэлы Солодовниковой, удаляются от дуба две фигуры - женщины и ребенка, сутулые, словно на их плечи кто-то положил невидимые тяжкие ноши. Это горе, страшное человеческое лихое горе оседлало их. Не может и не хочет молчать Анна Глебова, легче идти со словами.

- Коза у меня была. Так ее немцы забрали. И поросенка забрали.

- А меня не убьют? - спрашивает девочка.

- А за что тебя убивать? Глупенькая ты моя. - Прокопиха грубой, в мозолях рукой обнимает худенькие плечи девочки. - Да разве ж я позволю кому обидеть тебя, сиротиночку мою?

- Они и вас убьют.

- Я тебя спрячу. Никто не найдет. Я сама сирота. Я понимаю долю сиротскую. Отца с матерью, считай, не помню. А вот жила, и хорошо жила. Мужа моего бандиты убили. В ту войну. И Мелька мой сироткой рос. Славный хлопец вырос, умный. Только где он теперь? Может, и его убили… Нет, живой он, сердце мое чувствует - живой.

- А где вы меня спрячете?

- Дома спрячу, - уверенно говорит Прокопиха, еще не зная сама, где именно спрячет девочку. Ей хочется успокоить ее, приласкать, вселить в ее чистую душу веру, прогнать страх и, быть может, зажечь, пусть слабый, пусть ненадолго, огонек радости.

Анна Глебова думает, думает, иногда вслух, иногда про себя, чтобы не волновать ребенка грустными и надсадно тревожными заботами. Не сразу, постепенно к ней приходит глубоко осознанное чувство ответственности за жизнь этой девочки. И думает она сейчас об одном: только бы благополучно добраться до дома, не встретиться со злыми людьми. А там, дома, скажет, что племянницу привела. Да свои, деревенские, хоть и догадаются - не выдадут. Прятать надо от немцев и полицейских. Немцы в Никитовичах не были, полицейские из соседней деревни - по кличкам Драйсик и Грач - иногда наведываются и к ним, высматривают, что бы стянуть, к рукам прибрать. А пьяные - все одно что звери. Ни за что человека убить могут. Они и велели Прокопихе явиться в полицию.

Немножко суеверная, потом, уже поздним вечером, она говорила:

- Вот уж правду люди кажут: не вспоминай нечистого и думать о нем не думай, а то он явится.

Так и перед ней явились нечистые - Драйсик и Грач. Только она на крыльцо своего дома взошла, ключ из-под плахи достала, чтоб отомкнуть большой ржавый висячий замок, а они тут как тут, оба пьяные и, как всегда, с собакой по кличке Пират.

- Ты где была, баба? - спросил Грач, глядя на Глебову исподлобья.

- Была там, куда вы меня послали. В полиции, во где я была, - совсем не робко, а даже с вызовом ответила Прокопиха и, не дав полицаям произнести и слова, продолжала бойко: - У вашего нового начальника, у нашего Акима Филипповича была. Ругал он вас, что напрасно меня побеспокоили.

- "Побеспокоили", - передразнил Драйсик и раскатисто расхохотался. - Видали, барыня какая. Полиция ей беспокойство доставила…

- Значит, жаловалась на нас? - сопя по-бычьи и выпучив красные глаза, произнес угрожающе Грач.

- А на что мне на вас жаловаться? Я не в обиде, - уже миролюбиво заговорила Прокопиха.

- А это что за дите? Чья? - ткнул грязным пальцем в девочку Грач.

- Племянница моя. Саратовская, - поспешила ответить Анна. - В гости приезжала, да уехать не успела. Осталась тут. А мать с отцом теперь, наверно, убиваются.

- Сочиняешь ты все, - замотал лохматой, посаженной на тонкую шею головой Драйсик. - Надо проверить.

- А ты Акима Филипповича спроси, - подсказала Анна очень твердо и независимо, - начальника своего спроси.

- Здесь я начальник, и я тебя буду спрашивать! - грубо прогнусавил Грач.

В это время Пират бросился на выскочившую из-под крыльца Прокопихину кошку. Кошка молнией сверкнула по колонне крыльца и замерла у карниза. Драйсику ничего не стоило протянуть руки и снять кошку. Он хотел бросить ее на собаку, но Грач, у которого в голове мгновенно созрел варварский план, закричал:

- Держи ее, не пускай! У меня идея есть. Дай-ка ее мне.

И, забрав у Драйсика обезумевшую от страха кошку, зашагал на огороды вразвалку, хмельной походкой в сопровождении приплясывающего здоровенного дворняги Пирата. Драйсик молча побрел следом.

- Тетенька, что они с ней сделают? - жалобно спросила девочка, почувствовав неладное. - Они ее убьют, да?..

- А погибель их ведает, что они задумали, окаянные. Хорошо, хоть отвязались, и то слава богу… Видала, какие?.. Господи, и до чего ж человек может докатиться! Ну прямо хуже зверя всякого.

И, облегченно вздохнув оттого, что лихо на этот раз мимо пронеслось, она стала торопливо открывать дверь. Ключ не попадал в скважину, дрожали руки, а она думала: "Да что ж это я - полицаев напугалась! А ежели бы немцы? Нет, так негоже. Надо держать себя".

Сразу за огородами начинались еще не вспаханные Пары, ровные, как танкодром, плотно утрамбованные скотом. Грач, сопя и багровея, тучно двигался вперед с какой-то неистовой решимостью, будто он шел на ответственное боевое задание. Драйсик же не испытывал никакого интереса к тому, что замышлял его коллега. За спиной у него была тяжелая винтовка, ремень больно врезался в плечо. Грач был вооружен стареньким наганом. Драйсик приотстал, от выпитого самогона он раскис, его тянуло на сон, ноги не слушались. Грач со своими дурацкими причудами ему надоел. Зачем-то кошку тащит в поле, на пары. Если стрельнуть вздумал, так и на улице можно было. Не иначе, решил поохотиться на кошку.