Константинэ Гамсахурдиа - Похищение Луны

Тамар лежала ничком и стонала. Татия плакала. Каролина, полулежа, склонилась над девочкой.

Каюта скрипела и трещала, как дом, населенный бесами.

Через иллюминатор доносился назойливый лязг якорной цепи, звенел графин, приделанный к стенке, качался стоявший посреди каюты стол, с полок падали чемоданы, шляпы. Тараш наглухо закрыл иллюминатор, через который уже хлестала волна. Он растерянно суетился: то подносил Тамар капли, то успокаивал Каролину, подсаживался к Татии (ребенок переживал качку так же трагически, как взрослые — землетрясение).

Войдя в коридор, Тараш наткнулся на лежавшего там Шардина. И он сам, и его плантаторская шляпа, валявшаяся рядом, имели жалкий вид.

Но все имеет конец. Волнение улеглось. Точно в бурке из разорванных облаков, выглянуло солнце. До Поти оставалось всего несколько миль.

Когда показались очертания города, Тараш вывел женщин на палубу.

— Видите эти черные полосы вокруг Поти? Это все трясины, непроходимые чащи — метрополия комаров.

Трясины и болота тянутся на несколько десятков тысяч гектаров. Кто знает, может быть, именно здесь царь Аэт заставил Язона пахать землю с помощью огнедышащих быков и засевать поле зубами дракона? Я не раз охотился в этих местах. Мальтийские и марокканские болота даже сравнить нельзя с ними.

Вон тот мыс, что врезается в море, — он весь торфяной. Под почвой леса — вода, морская вода.

Недавно мы, несколько человек, охотились в этом лесу. С утра было тихо, а часам к десяти вдруг поднялся ураган. За каких-нибудь два часа море залило Поти и его окрестности, окружило наш лес. Началось нечто неописуемое. В этих ольховых лесах и сейчас водятся лани. Испуганные наводнением, они сбились на пригорке. Среди них была одна белая…

— Разве бывают белые лани? — спросила Каролина.

— Очень редко, но встречаются. Это раритеты природы. Но та была бела, как вата. Никогда не забыть мне, как прижалось к моей щеке это прелестное создание. Ничего прекраснее не приходилось мне держать в объятиях… Боже мой, как вздрагивала она! Я не знаю более благородного животного, чем лань. А глаза ее… Это была сама кротость. Кротость, принявшая физический облик.

— И не стыдно вам в них стрелять? — сказала Тамар.

— С того дня я перестал охотиться на ланей, — ответил Тараш. — Если бы вы видели, как она умирает! Плачет, как ребенок, льет слезы. А потом широко раскрытыми глазами так посмотрит на тебя, словно укоряет: «За что ты меня убил?»

С берега донесся гул взрыва… Тамар и Каролина вздрогнули.

— К этим болотам со всех сторон подступили экскаваторы. Десятки тысяч людей ввязались в бой с трясиной, вся долина изрезана каналами. Осушат болота, вырубят лесные чащи…

В Поти было солнечно и в то же время хлестал крупный дождь. Как говорят, «солнышко умывалось». Экипаж лениво трясся по проспекту.

— Такие пальмы растут еще только в Малакке, — говорил Тараш. — А взгляните на лужи: ну, совсем цвета малахита, как глаза Тамар.

Шардин Алшибая ерзал на месте, то и дело оглядывался на молодые саженцы мандаринов и грейпфрутов.

— Не досадно ли, — возмущался он, — что в таком благословенном краю почти всю площадь занимают малоценные культуры. Посмотрите, как хорошо разрослось здесь тюльпанное дерево, итальянская смоковница, японская мушмула, гуттаперчевое дерево…

Фаэтон качало из стороны в сторону. Каролина смеялась, глядя на шляпу и костюм Шардина, пострадавшие от морской качки.

— Эвкалипт… камфорное дерево, хинное, — перечислял Шардин, подпрыгивая на сиденье.

После дождя от всей этой фантастической растительности поднимались неприятные испарения. Стоял запах паровой бани, запах застоявшейся воды, плесени… В глаза назойливо лез зеленый мох, покрывавший стены домов.

— Во времена царя Аэта здесь процветали города фазис, Гераклея и Диоскурия, — вспомнил Тараш. — Страбон насчитал сто сорок мостов на Риони.

Шардин Алшибая тоже предался воспоминаниям.

— Лет двадцать назад на этом углу мы играли в мяч в день первого мая, — сообщил он, когда фаэтон проезжал мимо опытной станции Колхидстроя.

— Опытная станция выдала возраст Шардина, — шепнула Тарашу Каролина.

Тараш и Шардин хотели остановить извозчика, чтобы осмотреть молодой питомник, но Каролина не согласилась. Она боялась за Татию, ей не терпелось поскорее выбраться из «столицы комаров».

Напрасно Шардин уверял, что царству комаров пришел конец, что этого «кровожадного зверя» оттеснили к Палеостомскому озеру.

Каролина стояла на своем. «В таком городе, — говорила она, — следовало бы носить сетки против москитов».

Она успокоилась только когда, наконец, села в вагон.

Татия раскапризничалась, требуя, чтобы ей позволили посмотреть в окно, но пока поезд не отошел от Поти, никто не открывал окон.

Шардин исчез. К большому удовольствию дам, ему не удалось достать билет в их вагон. Найдя себе подходящую компанию, он засел в ресторане.

Поезд шел по мосту через реку Техури. Вода яростно наседала на железные устои абашского моста.

— Здешние реки разливаются сразу, совсем неожиданно, — говорил Тараш. — Когда главный сардар арабов Мирван Глухой переходил Абашу, несколько тысяч человек из его войска пошли ко дну.

Тамар встала и вышла из купе.

Тараш заметил, что ей было неприятно, когда он беседовал с Каролиной, И вообще она старалась держаться в стороне. Тень какой-то молчаливой грусти лежала на ее лице.

Он тоже вышел в коридор и стал у окна, рядом с Тамар. Они смотрели на ольховые рощи, на домики с перильчатыми балконами, на фруктовые сады.

Поезд качало, плечо Тамар касалось Тараша.

Он отрывался от ландшафта и окидывал взглядом ее лицо. И тогда непонятная ему самому боль становилась яснее.

Тамар едет в Тбилиси… И он может навеки потерять ее. И так желанна и мила была в этот миг ускользающая от него Тамар! Ему стало досадно, что с ними едет Каролина.

Он обнял Тамар за талию. Ждал, что она, по обыкновению, высвободится. Но Тамар, казалось, не замечала этого. Когда же поезд качнуло сильнее, она почувствовала, что их тела плотно прижаты друг к другу.

В коридор вышла Каролина, прошла мимо них, потом вернулась и притворила дверь купе.

Тамар отодвинулась от Тараша.

Он продолжал болтать о каких-то пустяках. В шутливом тоне рассказывал миф о прибытии аргонавтов в Колхиду, о похищении Медеи Язоном…

— Несомненно, Колхида и была островом Айа, — утверждал Тараш.

Потом рассказал о том, как царь Аэт устроил пир для Язона, чтобы напоить греков и тем временем сжечь корабль «Аргос». Но Афродита, разбудив в Аэте вожделение к Эврилите, спутала планы царя.

Тамар не раз проезжала по этим местам, но никогда до сих пор не задумывалась над мифами, связанными с ними.