Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава

Дважды из цеха выходили женщины, и в приоткрытую дверь видны были длинные столы, заваленные породой и слюдой. Возле них стояли и сидели выборщицы. В руках у них мелькали ножи и щетки. В ящики, стоявшие на полу, они бросали слюду, отделенную от камней.

Ждать пришлось недолго. Дверь широко открылась, с говором и смехом вышли на улицу женщины, все в стежонках, в платках или теплых косынках.

Саня еще в дверях увидела Федю, покраснела и торопливо спустилась с крыльца, на ходу подвязывая под подбородком клетчатую шерстяную косыночку.

– Не ждала? – спросил Федя, когда она, смущаясь под взглядом проходивших выборщиц, протянула ему руку.

– Не ждала…

– Я привез дневник, – взволнованно начал говорить Федя, – твой прадед в этом дневнике писал о свет-траве.

– О какой свет-траве? – в первый момент не поняла Саня.

Федю это несказанно огорчило. Но она сейчас же вспомнила. Взяла из его рук дневник и, перелистывая страницы, воскликнула:

– Где пишет? Покажи! Почему же я не видела?

Федя осторожно взял дневник из ее рук, открыл его и, все еще волнуясь, прочитал вслух:

– «Лечусь отцовской свет-травой».

Саня долго и внимательно вглядывалась в написанные слова, точно пыталась прочесть что-то еще между строками.

– И дальше ни одного слова о свет-траве? – спросила она.

– Ни одного слова, – с огорчением ответил Федя.

Они медленно пошли сзади всех.

Общежитие рудника – новый дом с душевой и столовой – находилось тут же, в горах, в поэтичной Заячьей пади.

Федя и Саня остановились на крыльце.

– Как красиво! – сказал Федя, осматриваясь.

С трех сторон над падью поднимались горы, поросшие густыми хвойными лесами. Под горой, полого спускающейся к деревне, открывался вид на Зеленое озеро. Его еще сковывал лед, местами прозрачный и ровный, как на катке, отражающий голубое небо и солнце; кое-где лед замерз торосами и был покрыт снегом. На солнце блестели полыньи, издали они казались черными.

Саня провела Федю в свою комнату. Девушки-соседки поздоровались с ним с веселыми искорками смеха в глазах и поспешили уйти.

Комната была обыкновенной девичьей комнатой – простой, но нарядной и уютной: со шторками, ковриками, картинами и зеркалами на стенах, всевозможными безделушками на комоде.

– Странное совпадение… – задумчиво сказала Саня. – Почему «отцовская свет-трава»? Была ли она у моего прапрадеда? От кого он узнал, что травой этой можно лечиться?

– Я об этом же думаю, – ответил Федя. – Как жаль, что все это неизвестно… Подумай, Саня, как удивятся Алеша и Татьяна Филипповна этому неожиданному открытию.

Они замолчали.

Саня сидела на кровати в черной юбке, в красной шерстяной кофточке, в серых валенках и задумчиво смотрела в окно. На открытом лбу дрожала и терялась морщинка – одна-единственная на ее молодом, цветущем лице.

Федя поднял голову, взглянул на Саню и залюбовался ею. Его охватила такая глубокая нежность к ней, что в эту минуту он забыл о дневнике и о свет-траве.

Саня взглянула на Федю и поняла его мысли. Щеки ее стали еще ярче, а в глазах загорелись зеленые искры.

– Ну что ты так смотришь на меня? – спросила она, прикрывая глаза ресницами.

Федя подошел к Сане, наклонился и, осторожно дотрагиваясь руками до ее плеч, сказал тихо:

– Саня, я очень люблю тебя…

Она первый раз увидела Федю так близко, хотела ответить, что тоже любит его, но слова показались слишком незначительными по сравнению с тем чувством, которое наполняло ее. Саня молча прижалась лбом к Фединой щеке, а его руки бережно и ласково легли на ее голову.

Они расстались с ощущением новой, неизведанной радости, оба уверенные, что на земле еще не было людей счастливее их, не было любви горячее, крепче и красивее той, которую чувствовали они.

Игорь писал:

Гей, дружище! Поздравляю тебя. Легенда о свет-траве становится реальностью. Теперь, судя по дневнику Кузнецовых, не приходится сомневаться, что свет-трава существует. Факт этот будем считать доказанным.

Очень меня захватило все то, что ты написал о дневнике Кузнецовых. Упоминание о свет-траве является величайшим шагом по пути к ее открытию. Теперь, мне кажется, есть смысл поиски свет-травы проводить не только в Семи Братьях, но и в бывшей вотчине графини Строгановой. Там, я уверен, скорее найдется свет-трава.

Прости, друг, но я не удержался (руки мои не могут бездействовать) и телеграфировал. Сегодня я получил справку, что село Ильинское – бывшее поместье графини Строгановой – существует и поныне. Я понимаю, что поехать сам в Ильинское ты не сможешь, и поэтому предлагаю тебе начать переписку с кем-то из этого села. Может (а я уверен в этом), в деревне найдутся потомки Кузнецовых. Может быть (я тоже уверен в этом), обнаружатся какие-то документы. А может быть (как бы это было замечательно!), народ там знает свет-траву.

Я долго размышлял: кто же из села Ильинского мог бы принять горячее участие в поисках свет-травы? И решил так: надо написать письмо директору школы и попросить его поручить это дело какому-то серьезному, разбитному ученику. Поручить обязательно по доброму желанию.

Я бы сделал так, а как ты – не знаю.

Теперь мне грезится не тот неизвестный ссыльный из Семи Братьев, а Петр Кузнецов. Я вижу его: высокого, кареглазого, с черными длинными волосами и почему-то с бородкой клинышком (хотя, судя по твоему письму, графиня в «отпускной» о бородке не упоминала).

Сообщу тебе еще об одном любопытном обстоятельстве.

Был я в архиве. Никаких следов ссыльного из Семи Братьев там не обнаружили. Пытался узнать что-либо о Кузнецове. О графине Строгановой архивов немало, но в них ни словом не упоминается о крепостном лекаре.

Из всего этого делаю вывод, что в связи с родовым дневником Кузнецовых поиски свет-травы тебе нужно перестраивать. Напиши, что ты думаешь по этому поводу.

О себе.

Учусь с большим интересом. Долго и тщательно готовил доклад по «Слову о полку Игореве». Прочитал множество интереснейших материалов, детально ознакомился с историческими данными по книгам и в музеях и побывал в Большом театре на «Князе Игоре».

В опере особенное впечатление произвела на меня музыка. Непередаваемо хороша! Все в ней: и грозные исторические события, и лирические мотивы, и даже связь нашего поколения с теми ушедшими в вечность героями, с их великой любовью к Родине.

В театре я думал о тебе. Мне было жаль, что ты, музыкант, любящий и понимающий музыку в десять раз больше, чем я, не слышал оркестра Большого театра.

Доклад мой получился интересный. Но произошло одно событие, которое испортило и впечатление от доклада и мое настроение.