Лев Правдин - Океан Бурь. Книга вторая

К нему приближался небольшого роста человек в новой серой блузе и соломенной каскетке. Он неторопливо поднимался от моря, размахивая длинными, волосатыми, как у обезьяны, руками. Да и сам-то он напоминал большую обезьяну. Идет, слегка раскачиваясь, и не сводит с Васьки настороженных и в то же время очень заинтересованных глаз. Немного не доходя, остановился. Можно подумать, что ему еще никогда не приходилось встречаться с человеком — так он внимательно и удивленно разглядывал Ваську и даже слегка присел, чтобы лучше видеть.

Не любил Васька, когда его так рассматривают, ничего в этом нет хорошего. А может быть, у них тут так положено? На всякий случай он молча перетерпел этот осмотр.

— Ага… — проговорил человек.

— Э-э… — ответил Васька и вызывающе показал язык. И человек тоже показал язык. Васька осторожно засмеялся. Человек стоял, слегка пригнувшись к Ваське, словно ожидал, какую еще штуку тот выкинет. А Васька тоже думал, что от такого, не совсем нормального, можно всего ожидать. А может быть, это и есть та главная опасность, о которой говорил Петушков.

Подумав так, Васька пронзительно свистнул. Человек одобрительно заметил:

— Ага!

Как будто никаких других слов он и не знал. Наверное, он просто загримирован под обезьяну и держится, как большая обезьяна: нарочно ходит согнувшись, раскачивает длинными руками и ничего не говорит человеческого. Вообще-то здорово у него получается, и если Васька хочет, чтобы его приняли, у него тоже должно все получаться, как будто на самом деле.

Он свистнул еще раз, предупреждая Старшего брата, и сам решил, что от этого длиннорукого надо спасаться. Кто знает, что у него на уме? И хотя все это игра, но такая, где все должно быть, как на самом деле. В кино тоже сидят люди и знают, что все, что показывают, — неправда, но как-то забывают о неправде и замирают от страха. Переживают. Если этого не будет, то незачем тогда и в кино ходить.

Ни о чем таком прежде Васька и не задумывался, принимая все, что показывают в кино, за чистую правду. И сейчас, если он хочет стать клоуном, актером, то не должен даже и думать о правде и неправде. Все, что он должен сделать, все, что от него ждут и чего он сам ждет от себя, — все правда. Самая настоящая правда.

И, почувствовав, какая смертельная опасность грозит его Старшему брату да и ему самому, Васька оживился, им овладел такой веселый азарт, какой бывал, когда он спасался от разъяренного Капитона, зная, что убить его не убьют, но изобьют, как собаку, это уже обязательно.

Закусив губу, ждал, что еще выкинет этот, похожий на обезьяну. Вот он снова не спеша пошел на Ваську, расставив длинные руки. Васька метнулся в сторону. Это было обманное движение — противник тоже обязательно повторит это движение, и, воспользовавшись его оплошкой, можно проскользнуть с другой стороны. Но человек успел сцапать его руку, и когда Васька попытался вывернуться, то упал, увлекая своего врага.

— Пусти, гад… — прохрипел Васька.

— Ну да, — тоже прохрипел человек, явно торжествуя свою победу. Каскетка свалилась с его головы.

А Васька боролся изо всех мальчишеских сил. Он лежал на спине, и враг, склонившись над ним, скалил зубы, радовался своей победе. Но тут Васька изловчился, подтянул ногу к груди и сильно ударил в это торжествующее лицо. Резиновая подошва смягчила удар, но все равно человеку здорово досталось. Охнув, он повалился на землю. Ловко вывернувшись, Васька вскочил на ноги и отбежал к ближайшему домику.

На своем горьком опыте он знал, что такая легкая победа еще ничего не значит и, если хочешь остаться целым, надо бежать и как можно дальше. Он задержался только на одну секунду, чтобы взглянуть на поверженного врага и торжествующе крикнуть:

— Ну что? Еще добавить?..

Сидя на земле, человек ощупывал челюсть.

— Ничего. Погоди, я до тебя еще доберусь, — проговорил он с таким торжеством, словно уже снова схватил Ваську.

— Как же…

— Я с тебя шкуру спущу.

Такие угрозы Васька уже слыхал, и не раз. Не очень-то он их боялся. Припомнив Володину фамильную поговорку, он выкрикнул:

— Я — сучок дубовый, от меня и топор отскакивает!..

— Как это? Как ты это сказал?

Васька повторил. Человек поднял руку:

— Постой, не убегай! Это же здорово! «Я — сучок дубовый…» Из этого можно сделать вещь!..

— А я и не убегаю, — сказал Васька с некоторым даже бахвальством.

Но только он успел это проговорить, как почти у самого уха услыхал негромкий отчетливый стрекот. Он живо обернулся. Из палисадника, у которого он стоял, раздвинув пыльные стебли ненастоящей крапивы, уставился прямо в его лицо черный глазок киноаппарата. Васька обомлел на одно только мгновение и отскочил в сторону. И тут же увидел он другой аппарат, нацеленный на него с противоположной стороны улицы. Обложили со всех сторон. Васька сообразил, что он влип и на этот раз никуда ему не деться. Все, что он делал, что вытворял, все заснято. Как только все это увидит всемогущий Грак, так и наступит для Васьки конец. Теперь уже не думая больше о бегстве, он оглядывался, ошеломленный событиями, развернувшимися за последние минуты, а тот человек, притворившийся обезьяной, проворно вскочил на ноги и зычным голосом крикнул:

— Все свободны!

И сейчас же из-за домов, из палисадников и еще из всяких укрытий начали показываться люди с киноаппаратами и какими-то фонарями. Или это Ваське с перепуга показалось, будто их такое множество? Он стоял у палисадника взъерошенный, злой, решительный. Он еще не знал, что сделает, какую штуку выкинет, но только отступать ему теперь некуда. Теперь надо добраться до самого Грака.

Подбежала Филимон.

— Молодец! — шепнула она. — Все правильно сделал.

— Где Петушков? — спросил Васька в отчаянии.

— Ты что, испугался?

Васька не успел ответить, подошел Петушков и тоже похвалил:

— Хорошо сделал, братишка.

А похожий на обезьяну человек скалил зубы — не то улыбаясь, не то угрожая.

— Продолжим пробу? — весело спросил у него Петушков.

— Мне хватит, — ответил человек, потирая челюсть. — Я уже попробовал. А тебе спасибо — привел бандита…

Он засмеялся, и все кругом засмеялись. Васька немного ободрился, захлюпал носом, завздыхал.

Кто-то поднял соломенную каскетку и проговорил:

— Ваша шапочка, товарищ Грак.

Потухло солнце, темная волна накрыла Ваську и бросила в черную пучину. Грак! Это он так самого Грака?! Ну, теперь не зевай, Васька! Теперь работай!..

Он упал на колени.

— Дяденька Грак, не прогоняйте меня! Бейте меня чем ни попало, только не гоните!.. — завопил он настойчиво и ожесточенно, и злые слезы потекли по его щекам, затопляя золотые веснушки.

— Артист! — захохотал Грак и схватил Ваську за рыжие лохмы, заставил подняться. — Глядите, какой бандит! Он еще похлеще тебя будет!.. — ликующе сказал он Петушкову. — Ты за ним поглядывай…