Пантелеймон Романов - Русь. Том II

Наплечники её чёрного форменного передника постоянно спадали с плеч, и она рукой и движением своей круглой спины поправляла их, опуская и поднимая при этом глаза на того, с кем в эту минуту разговаривала.

Офицеры знали о феноменальной чувственности этой женщины, а доктору дали прозвище Черномора, который завладел ею и свирепо оберегал такую прелесть от общего пользования.

Аркадия встретили весёлыми восклицаниями, когда он показался в столовой и, здороваясь, задержался около Екатерины Ивановны, а потом обошёл всех сидевших за столом, здороваясь обеими руками с друзьями.

Доктор, — румяный, полнеющий человек лет сорока, в расстёгнутой тужурке, из-под которой щёгольски выглядывала белая жилетка, с погонами и в круглых манжетах, выбритый и надушенный, с пышными усами, которые он постоянно топорщил пухлой рукой кверху, — имел счастливый вид любовника, который уже не скрывает своей связи с красивой женщиной.

— Наш покоритель сердец одержал самую блестящую победу, — сказал один из офицеров, кивая Аркадию на доктора и в дверь столовой на Екатерину Ивановну.

— Да, есть чему позавидовать, таким первосортным материалом никто из нас похвалиться не может, — заговорили все, подмигивая украдкой друг другу, так как было известно, что доктору приятен всякий намёк на роман с такой красивой женщиной.

— Ну что же, что же вяло играете? — говорил доктор, делая вид, что не слышит замечаний, и то и дело поглядывая в столовую, где Екатерина Ивановна расставляла на столе вина с помощью шутливо помогавшего ей молоденького румяного прапорщика, объявившего, что сегодня он будет пажом Екатерины Ивановны.

Доктор, очевидно, хорошо знал, что всякая фронтовая любовница ненадёжна, а Екатерина Ивановна, с её безвольной улыбкой, ненадёжна вдвойне. Поэтому он постоянно мучился ревностью. И это являлось всегдашним предметом шуток офицеров.

— Ливенцов, берите стул, что же вы? — сказал хозяин, заправляя в рукав далеко высунувшуюся круглую манжету и держа готовую колоду карт.

— Он вчера выиграл пять тысяч и сегодня чувствует себя героем, — сказал товарищ Аркадия, офицер с непропорционально высоким лбом и с зелёным камнем на безымянном пальце. — Мы даже благодаря этому имеем премию. — Он, подняв бутылку коньяку из-под стола, показал её Аркадию и налил себе стакан. — А кроме того, обрати внимание, ужин сегодня какой!

— Нет, я подожду, — ответил Аркадий. Он сел несколько в стороне от стола, опершись ладонями вывернутых рук на расставленные ноги в тугих рейтузах и лаковых сапогах со шпорами.

— Ну, как угодно, — сказал хозяин. — Нового ничего нет?

— Новое давно стало старым: стоим, как святые, без ружей и снарядов, гоним большими гуртами серую скотинку на убой или «по свободному решению соответствующего начальства» сокращаем фронт. Что касается скотинки, то я такое положение дел одобряю: чем меньше останется, тем лучше, иначе она покажет себя, — сказал Аркадий.

Игра продолжалась, а он встал и пошёл в столовую. Видно было, как он, заложив одну руку назад и подрагивая отставленной ногой, говорил с Екатериной Ивановной.

Она, медленно поднимая свои длинные ресницы, взглядывала на него и немного подвинулась в глубину комнаты, чтобы не стоять против двери в гостиную.

Паж Екатерины Ивановны повертелся и ушёл в гостиную, а Аркадий, как бы машинально, взял вяло послушную и необыкновенно мягкую руку Екатерины Ивановны и продолжал с ней говорить.

Они говорили о самых обыкновенных вещах — о последней пьесе в театре, о кино, но Аркадий иногда подтягивал её руку к себе и с чуть заметной улыбкой смотрел на неё.

Доктор нервничал, несколько раз вставал, как будто с тем, чтобы взять с соседнего стола пепельницу, хотя другая пепельница стояла перед ним на столе. Партнёры его подталкивали друг друга и прятали улыбки, когда он на них оглядывался.

— Что это Ливенцов там застрял? — сказал один.

— «Что»? Сам знаешь что: он всегда там, где женщина, — произнес другой и, покачав головой, прибавил: — Что за мужчина! Женщины при нём совершенно теряют голову.

Они говорили это самым спокойным тоном, как будто тема их разговора не могла иметь к доктору никакого отношения. У того на щеках выступили красные пятна. Его руки в круглых манжетах, совсем наехавших на пухлые кисти, заметно дрожали, хотя он старался делать вид, что совершенно не интересуется происходящим в столовой.

Перед ним лежала кучка смятых сторублёвок. Но, очевидно, даже это не утешало его. Долгое уединение Аркадия с Екатериной Ивановной становилось уже неприличным. И хотя игроки как будто перестали обращать внимание на уединившуюся парочку, они то и дело покатывались со смеху, причем поводы к смеху бывали совершенно не соответствующими тому оживлению, какое они вызывали.

Карта шла к доктору, как никогда. Уже смех прекратился, и один из игроков — капитан с нервно игравшим на левой щеке мускулом — делал все усилия, чтобы не показать своего отчаяния от крупного проигрыша. У него на висках даже выступил пот, и руки не находили места, и, когда он клал их на стол, его длинные нервные пальцы дрожали.

— Я больше не могу, — сказал он наконец, и все лица, кроме хозяина, испуганно повернулись к нему — такое выражение отчаяния было в его тоне.

— Нет, нельзя, надо кончить талию, — проговорил хозяин, округлым движением руки пододвигая к себе пачку денег.

— Я спустил всё, — сказал с откровенным отчаянием капитан, разведя руками.

— Что ж, бывает, что и на казённые деньги играют, — сказал доктор. — А то можно и поверить… — И он вопросительно смотрел на вставшего капитана, держа наготове в руке колоду карт.

При его словах «бывает, что и на казённые деньги играют», в гостиную вошёл Аркадий. Он остро прищуренными глазами посмотрел на доктора. Какая-то холодная, жёсткая усмешка скользнула по его губам.

Капитан поправил свисшие на бледный лоб потные волосы и, пожав плечами, сделал доктору приглашающий знак головой, чтобы он, — если уж так настаивает, — продолжал метать.

По куче денег перед доктором и по бледному, как у мертвеца, лицу капитана Аркадий оценил положение дела за карточным столом.

Он сел рядом с капитаном, напротив доктора, и каждую минуту, не скрывая это от хозяина, взглядывал на дверь столовой. Екатерина Ивановна, обходя стол, раскладывала салфетки и каждый раз, когда проходила мимо двери, посматривала на Аркадия.

Капитан опять проиграл.

— Чёрт знает что такое! — сказал он в волнении и встал из-за стола.

— Вам везёт, доктор. В одном отношении это плохой признак, — проговорил Аркадий, взявшись рукой за сиденье своего стула и въезжая на нём в промежуток между игроками. — Вот теперь позвольте мне карточку. По долгу совести должен вступиться за товарища, — сказал он, улыбнувшись одному ему свойственной холодной и жёсткой улыбкой.