Лев Правдин - Ответственность

— Ну уж и неправда, и не все.

Понятно, в этом доме Сеню в обиду не дадут. Но и Ася не привыкла чувствовать себя беззащитной, не умеющей постоять за себя. Она и сама когда-то была такой же, как Лиза, только в то время у нее не было дома, который надо защищать от вторжения чужих людей или чужих мыслей, а сейчас ей предстоит завоевать и такой дом, и право защищать его.

Наверное, и Сеня подумал то же самое, что и Ася, он схватил их руки, Асину и Лизину:

— Ну, пошли в дом!..

Ася еще ни разу не переступала этого порога, но по рассказам Сени и по его письмам знала не только всех обитателей дома и расположение комнат, но и многие особенные словечки и обозначения, бытующие в семье.

— Вот это знаменитая «бандура», — сказала она, указывая на лестницу.

— Да. Послушай, как она здорово звучит. — Сеня взбежал по ступенькам.

— Здорово, — одобрила Ася. — Богатый инструмент. И у тебя это значительно лучше получается, чем на пианино. А когда-то… Это и все, что ты теперь можешь?

Неторопливо спускаясь, Сеня торжествующе ответил под нестройный аккомпанемент ступенек:

— То, что я теперь могу, ты еще узнаешь.

И Лиза тоже поспешила заверить:

— Он все может: и на гитаре, и на баяне, и даже на ложках!

— Боже мой! — воскликнула Ася. — Какой талант!..

— Пошли, пошли, — проговорила Лиза, и только потому, что очень торопилась представить матери легендарную гостью, она не обратила внимания на откровенную иронию Лепных замечаний. — Мама уж все время в окно выглядывает.

Они попали в прихожую, и в полутьме прозвучал настороженный голос Аси:

— Налево дверь в комнату, прямо — кухня. — Она положила руку на Сенино плечо. — Видишь, я-то все запомнила, ничего не забыла.

Он привычно протянул руку, чтобы открыть дверь. «Все запомнила…» — не поймешь, извиняется или все еще предостерегает.

Дверь распахнулась.

— Мама! А вот и Ася Владимировна!.. — провозгласила Лиза, прижимаясь к косяку, чтобы гостья могла свободно переступить порог.

Так состоялось Асино торжественное вступление в добрый дом. Но впереди была еще главная встреча…

Около шести часов вечера Сеня сказал, что мама теперь уже вернулась домой и ждет их. Они пошли.

Открыв дверь своим ключом, Сеня крикнул:

— Мама, это мы!

В сумраке прихожей он старался разглядеть Асино лицо, вспомнив ее слова о том, что для нее первая встреча с его мамой — все равно как первый прыжок с парашютом. Но никаких изменений ни в лице, ни в поведении он не заметил.

Обняв Асю, мама проговорила:

— Вот и приехали. Это очень хорошо! Это очень всем нам хорошо.

Бестрепетный Асин голос дрогнул:

— Я так рада…

И тут она слегка задохнулась. «Дыхание захватывает», — вспомнил Сеня. И все его внимание переключилось на маму. Как она примет ту, которую он любит так, как не любил никогда и никого? Она должна принять эту его любовь всем сердцем, или…

Но что будет, если не примет, Сеня не мог знать в эту минуту.

— Вы устали, наверное? — спросила Таисия Никитична, когда усадила Асю на диван и сама села. — Такая жара, и такая дорога: с юга на север.

Ася ответила, что дорога не утомила ее и она успела отдохнуть в гостинице, ожидая Сеню. Очень много новых знакомств и впечатлений. Кроме того, всякие воспоминания. Это всегда волнует. Но ей нравится, она любит, чтобы вокруг все жило и менялось, и не любит застоя.

— Я думаю, что вы устали, — закончила она. — Я отлично знаю, что это такое — операционный день.

— Нет, сегодня было легко, — ответила мама и спросила: — Вы ведь когда-то знали Ожгибесова?

— Да, — ответила Ася, припоминая все, что было связано с этим сумасшедшим летчиком и недоумевая: сейчас-то при чем он тут? — От него тогда и пошли все наши несчастья.

— Нет, не от него. Он оказался только передатчиком всех несчастий, — сказала мама так убежденно, что Ася немедленно согласилась:

— Это может быть. Что с ним сейчас?

Между ними завязался какой-то медицинский разговор, в котором Сеня ничего не понимал, кроме отдельных слов. Но он подумал, что, может быть, так и надо, так они лучше поймут друг друга и скорее сойдутся. Чем меньше мы говорим про свои прошлые ошибки, тем лучше. Все равно теперь ничего не исправишь — можно только постараться не повторять их. «И вообще лучше им не мешать», — подумал он и был очень рад, когда мама послала его на кухню. Там он провозился с плиткой и чайником несколько минут и, когда вернулся в комнату, услыхал, как мама спросила у Аси:

— А как бы вы поступили на моем месте?

— На вашем? Не знаю. Я не умею прощать. Пожалела бы, наверное. И определенно помогла бы. Нет, не знаю…

«Тут что-то не совсем медицинское», — подумал Сеня, с удивлением разглядывая мамино смущенное лицо. Он посмотрел на Асю: и она смущена. Вот и договорились! Только до чего? Еще только догадываясь об этом, Сеня решил вмешаться:

— Разговор какой-то у вас вроде не для первого знакомства.

Но мама мягко одернула:

— А почему бы не сказать все сразу?

— Конечно, — поддержала ее Ася. — Это самое лучшее. Тем более, решать это имеете право только вы, Таисия Никитична.

— Что решать? О чем вы тут?

— Мой мальчик, — сказала мама. — Получилось так, что я рассказала Асе раньше, чем тебе. Возможно, что так оно теперь и дальше пойдет, потому что она женщина и, надо сказать, очень мужественная. Ну, ты это знал раньше, чем узнала я. Она скорее поймет меня. И чем ближе мы будем, тем лучше будем понимать друг друга. И, может быть, научимся прощать то, что надо простить. Ведь тому, кто не прощает, куда труднее, чем непрощенному.

— Это правда, — согласилась Ася.

— Я еще ни о чем не разговаривала с Ожгибесовым. С ним еще нельзя говорить. Я просто решила… — Таисия Никитична на минуту замолчала, как бы вспоминая это свое решение, свои мысли. — Короче говоря, мои дорогие, надо его пожалеть и, может быть, полюбить. Я говорю, конечно, только о себе. Вам еще предстоит самим решить это.

Таисия Никитична подняла голову и торжествующе, без малейшего смущения посмотрела на изумленного сына и его невесту.

Сеня вспомнил ту старую встречу с Ожгибесовым на кладбище. Старые раны. Старая любовь. Но ведь мама-то, кажется, никогда не любила его. Не могла любить. Но он не знал, как спросить об этом. Да имеет ли он право спрашивать?

Не думая ни о каких особых правах, Ася сказала:

— Это можно было бы понять, если бы вы любили его.

Мама ответила:

— Я давно уже полюбила его любовь ко мне. Очень старую любовь ко мне. Ну, а теперь мы оба в таком положении.

Сеня заметил, что в Лепных глазах мелькнула какая-то растерянность или изумление.

— А разве можно так? — спросила она.

— В ваши годы — вряд ли, а в сорок пять вполне возможно… — Мама вздохнула и, улыбаясь, погладила Асину обнаженную руку. — Но для этого надо, чтобы вас кто-то любил очень долго и, может быть, беззаветно…