Адриан Романовский - Верность

— Это ваше последнее слово, товарищ?

— Да, последнее.

— Ну что ж, тогда мне остается ехать в Читу.

— Поезжайте, но помните, что вступать с вами в полемику я не нахожу нужным.

— Тогда до свидания в Чите, товарищ.

Ларк молча поклонился, раздосадованный. Якум вышел.

«Как это получилось, — думал он, шагая по Бэнду, — что Дальбюро нашей партии доверило комиссарство этому нечестному, путаному человеку? Только потому, что он сын старого революционера? Какая роковая ошибка!»

В день отъезда Якума в Читу «Шанхай Дэйли ныос» вышла с сообщением о «Ральфе Моллере»: при выходе из порта Муроран он был обстрелян прибывшей из Владивостока русской канонерской лодкой и вынужден вернуться. Там он задержан японскими властями и разгружается. Ехавшие на Камчатку большевики отправлены в Читу через Корею и Маньчжурию.

Прочитав сообщение, Ларк улыбнулся: как он проницателен! Но провал назначенной Совнаркомом экспедиции, главным виновником которого был он сам, нужно было на кого-то свалить и как-то обосновать свое необдуманное заявление Якуму об отказе самому ехать на Камчатку.

Поразмыслив, он решил, что в этом ему может посодействовать комиссар посыльного судна, юноша, которого он видел только издали. Расчет Ларка был прост: комиссар судна подтвердит при свидетелях факт неблагонадежности экипажа «Адмирала Завойко» и таким образом поможет оправдать задержку и судна, и его самого в Шанхае.

Ларк принял Павловского в роскошном номере «Асторхауза», в присутствии своего секретаря и стенографистки. Павловский, сидя в удобном кресле, нервничал и волновался. Впервые он был на докладе, шутка сказать, у комиссара Камчатской области! Но в то же время у него из головы не выходил слышанный им разговор Якума с Воловниковым: «Этот человек может отказаться от своих слов, и отвечать за всё придется вам одному».

Ларк, сидя напротив у кругленького столика, пронизывал своего гостя изучающим взглядом.

— Скажите, товарищ Павловский, кто мог бы сообщить белогвардейцам во Владивосток о выходе «Ральфа Моллера»? Ведь они его чуть не захватили, он сейчас разгружается в Муроране.

— Читал, товарищ комиссар, но я не знаю…

— Вы понимаете, что это значит? — перебил Ларк, грозно сверкнув глазами. — Сорвано снабжение целой области! Не выполнено постановление Совета Народных Комиссаров!

— Я не думаю, чтобы кто-нибудь из наших офицеров… — снова начал Павловский, но его гневно и решительно перебил Ларк:

— Не думайте, а отвечайте на мой вопрос! Есть у вас ненадежные люди?!

Такая настойчивость обескуражила Павловского, он на минуту растерялся:

— Ненадежные, конечно, есть. Я не могу ручаться за старшего офицера Нифонтова. У него в гостях бывают прежние сослуживцы, белоэмигранты…

— Кто? — нетерпеливо перебил Ларк.

— Бывший капитан первого ранга Крашенинников, например. Сейчас он редактор «Нового времени»…

— Белоэмигрантской газетки? А Нифонтов пользуется авторитетом среди офицеров вашего судна?

— Как же, товарищ комиссар? Ведь он старший офицер. Все ему подчиняются и признают его авторитет. Кроме разве штурмана, который Нифонтова не любит.

— Та-ак… А командир?

— Командир вне всяких подозрений.

— А команда? Много среди матросов коммунистов?

— Я единственный коммунист на судне, товарищ комиссар. Среди матросов есть сочувствующие. Есть и люди, относящиеся ко мне враждебно… Но их немного. Большинство за нашу партию.

— Как это вы определили, что большинство? — насмешливо улыбнулся Ларк. — В чём это выражается? В разговорах?

— Да, и в разговорах. Пока обстановка не требует от матросов ничего, кроме несения службы, соблюдения дисциплины, содержания своего заведования в порядке. Всё это делают как положено и, по-моему, охотно.

— И исполняют все приказания старшего офицера?

— А как же иначе, товарищ комиссар?

— Не было ли у вас, товарищ Павловский, случая, когда вы отдали одно приказание, а старший офицер другое?

— Такого случая не было, товарищ комиссар. Когда мы стояли в Вузунге, у меня был конфликт со старшим офицером: он отдал приказание готовить машину без согласования со мной…

— И команда исполнила его приказание?

— Исполнила, товарищ комиссар. Я тогда не разобрался в обстановке. А потом все выяснилось…

— Скажите, товарищ Павловский, вы давно в партии?

— Я уже около года кандидат, товарищ комиссар.

— Та-ак… Кто же вас назначил военным комиссаром?

Павловский смутился и покраснел:

— Мое назначение утверждено на бюро партийной организации Сибирской флотилии.

— Вот как? Утверждено на бюро? Легкомыслие какое… Послушаешь вас, так на судне идеальная команда, а из офицеров только Нифонтов не заслуживает доверия. Так, что ли?

— Нет, этого я не говорю. И у нас бывают проступки. Даже один случай поножовщины был.

— Вот видите! — повернувшись к секретарю, многозначительно и с явным удовольствием воскликнул Ларк. — Вот это мне и нужно! — И, перейдя на деловой тон, он продолжал: — Напишите мне обстоятельный рапорт, что среди команды и офицеров судна имеется немало лиц, явно враждебных Советской власти. Дисциплина не на высоте: бывали драки и поножовщина…

Поняв, для чего Ларку нужен такой рапорт, Павловский взорвался:

— Такого рапорта я не напишу, товарищ комиссар, это противоречит истинному положению дел.

— Не хотите, дело ваше! У меня на этот счет своё мнение, — багровея, вспылил Ларк, — достаточно и стенограммы нашего разговора, — кивнул он на стенографистку.

Павловский уже не мог остановиться:

— Вы даже ни разу не побывали на судне, а беретесь судить о нём. Если бы «Адмирал Завойко» сопровождал «Ральфа Моллера», всё было бы иначе. Но вы по непонятным причинам задержали судно в Шанхае!

Ларк встал:

— Это не вашего ума дело, молодой человек. Я вас больше не задерживаю! — и, не поклонившись, ушел в другую комнату.

…Павловский вышел из «Асторхауза» в подавленном настроении. Разговор с комиссаром Камчатской области открыл ему новое: оказывается, бывает, что до власти добираются люди, преследующие свои личные цели с беззастенчивостью, недостойной коммуниста.

Прежде с ним так никто не разговаривал: ни Якум, ни даже Клюсс, к которому он привык и которому верил. Не было в разговоре с Ларком откровенности и задушевности. Того, что порождает взаимное доверие, заставляет забывать обо всём мелком, личном. Он не почувствовал в Ларке единомышленника, а только начальника, который, прикрываясь напускной суровостью, старается заставить выполнить то, во что сам не верит.

«Какое высокомерие, — думал Павловский, — даже не нашел нужным до сегодняшнего дня встретиться со мною. А теперь получается, что экипажу «Адмирала Завойко», да и мне, военному комиссару, доверять нельзя. Но ведь это не так!..» И он пожалел, что рассказал о Нифонтове, откуда и потянулась вся эта цепочка недоверия…