Адриан Романовский - Верность

Катер дошел до границы вод Международного сеттльмента. Навстречу плыли по течению баржи, доверху нагруженные деревенскими продуктами. Дальше река круто поворачивала вправо.

— Так где же ваша русская яхта? Ах, у Кианг-Нанского арсенала? Так это в китайских водах!

Первой мыслью Меллауса было приказать повернуть обратно. Дальше вверх по реке действует китайская полиция. Но он колебался: поворот — удар по его авторитету. Приказав вернуться, он признает свое бессилие. А с китайскими властями он считаться не привык… Нет, надо побывать на этой странной яхте, где много золота и драгоценных камней.

Напечатанная в «Шанхайском новом времени» заметка о захвате японцами Командорских островов на «Адмирале Завойко» заинтересовала всех. День догорал. Команда уже поужинала, свободные от службы собрались на баке. В этом шумном клубе курящих и некурящих испокон веков было принято обсуждать все новости. Говорили о Командорах. Если японцы заняли острова, как же алеуты? Стреляли? Никто ничего толком не знал.

Ходулин вообще сомневался:

— Этого не может быть! Мало ли что пишут в эмигрантских газетах. Командоры открыты русскими мореплавателями, и японцам там делать нечего.

Однако такая аргументация мало кого убедила, и спор продолжался. Матросы-алеуты были в центре внимания.

— Ну как же ты теперь, Паньков? Что будешь делать? — с добродушной усмешкой на рябом лице спросил боцман.

Паньков лихо заломил фуражку:

— А мне што? Был бы шпирт да шало, а оштрова отобьем!

Взрыв веселого хохота был ему ответом. Иначе реагировал усатый гигант Попов. В его глазах блестели слезы:

— Штрельба будет, а дошку жалко. Кто его жнает, как она там?

Хохот замолк. Все сочувствовали Попову. Дочка была невестой удачливого охотника Сушкова, сопровождавшего на «Адмирале Завойко» командорскую пушнину в Петропавловск и успевшего всем понравиться.

Деловой и выдержанный Кичин подошел к вопросу совсем с другой стороны:

— Ешли оштрова штали японшкими, нужно требовать ш микадо дешать мильенов.

Опять грянул хохот: слушатели были в восторге от его наивной уверенности, что японцы заплатят. Подошел стоявший на вахте Глинков.

— Чего смеетесь? Если острова забрали, придется силой их отбивать, а это не шутки!

Подошедший комиссар успокоил:

— Все это слухи. Толком и белоэмигранты ничего не знают. Пока не будет подтверждения, нечего об этом и говорить. Наше правительство заявит протест. Вот тогда всё будет ясно.

— Стать к борту! — раздалась команда. Над притихшей рекой полились протяжные звуки русской зори. Им вторили трубы китайских горнистов со стоявших рядом крейсеров. Это был привычный ритуал спуска военного флага, но сегодня в этих рыдающих звуках была неприкрытая печаль. «Неужели Командоры для нас потеряны? — думал каждый, снимая фуражку по команде «Флаг спустить». — Японец сейчас силен».

Было уже темно, когда к кораблю с берега направилась шампунька. Штурман вернулся с берега с объемистым свертком в руках.

— Что это вы купили, Михаил Иванович? Кажется, книги?

— Ничего не покупал, Николай Петрович. Эти книги мне подарили.

— Все она?

— Все она.

— Наверно, захватывающий французский роман?

— Совсем не роман. Только что вышедшее в свет «Admiralty Manuel of Navigation». [49] «Адмиралтейское руководство по кораблевождению» (англ.). —Штурман развернул сверток. — Вот, пожалуйста, посмотрите.

Нифонтов перелистал книги:

— Прекрасно издано. Какие четкие чертежи! Отличные фотографии, особенно облака… Теперь вы всех английских штурманов заткнете за пояс.

Штурман сделал вид, что не замечает иронии, и взял тон опытного педагога.

— Навигацию, Николай Петрович, по книге изучить нельзя. Хотя хорошая книга, конечно, большое подспорье. И не только английская или французская. Я предпочел бы русских авторов, Шейковского или Матусевича, например. Но в Шанхае их не купишь.

— Да и не только в Шанхае. В России сейчас вся бумага идет на политическую литературу.

— Не думаю, что вся, — улыбнулся штурман.

— Но почему на заглавных листах нет дарственной надписи?

— Она в моём сердце.

— Вот видите! А вы недавно объявили, что у вас нет сердца.

Все рассмеялись, штурман встал:

— Разрешите идти переодеться, Николай Петрович?

Нифонтов разрешил. Когда штурман снова появился в кают-компании, чтобы принять участие в чаепитии, старший офицер спросил:

— О Командорах ничего не слыхали, Михаил Иванович? Что их японцы заняли?

— Не слыхал. В сегодняшней «Шанхай Дэйли ньюс» ничего об этом нет. Наоборот, сообщается о заявлении японского дипломата в Вашингтоне, что Япония в этом году выведет свои войска с нашей территории. Оставит их лишь на Сахалине, до «урегулирования николаевского инцидента». О Командорах, наверно, утка. Уж кто-кто, а американцы бы об этом первые узнали…

— У Григорьева заболела жена, и я отпустил его на берег до завтра. Вам придется отстоять за него «собаку», а я хорошенько высплюсь.

— Побойтесь бога, Николай Петрович! — вмешался старший механик. — Ведь так можно и царствие небесное проспать. От обеда до ужина вы все время спали.

Нифонтов сложил губы трубочкой:

— Вы ошибаетесь, я не спал, а читал.

— И при этом храпели так, что в коридоре было слышно.

— Это у меня такая привычка, Петр Лукич: когда я читаю, обязательно храплю.

Штурман и механик засмеялись.

В полночь, сменив Глинкова, Беловеский вступил на вахту. На темном небе застыли свинцовые тучи. В просветах ярко сияли звезды. Дул слабый теплый ветерок. Вдали за Шанхаем полыхали зарницы. На мгновение небо освещалось дрожащими голубоватыми вспышками, резко обрисовывался зазубренный контур горизонта, черепичные крыши строений, мачты и трубы крейсеров, цилиндрические резервуары «Стандарт ойл» у поворота реки.

Гроза бушевала где-то далеко над просторами Янцзы, и грома слышно не было.

Коротая вахту, штурман прохаживался со шканцев на бак и обратно, разглядывал силуэты барж и сампанов, проносившихся по темному коридору никогда не засыпавшей реки.

Вот пробили склянки.

— Фу!.. Фу!.. Фу!.. — раздалось на стоявших рядом крейсерах, как только замер звон рынд. Это по порядку номеров перекликались китайские часовые и вахтенные, давая знать, что они не спят и бдительно несут службу. «Неплохой обычай», — подумал штурман, вспоминая, что в старину в русской армии часовые тоже перекликались по ночам возгласами «слушай!».

На палубу вышел Глинков. Штурман подошел:

— Чего не спите, Павел Фадеевич?

— Нервы. Тюрьма из головы не выходит. Переживут ли оставшиеся там товарищи этот кошмар?

— Чего это вы? Не узнаю балтийского подводника.