Иван Сотников - Свет всему свету

— Что у вас происходит? — потребовал он объяснений у Забруцкого. — Напирает, говорите? Атакует и обходит? Ваше решение? Что вы болтаете, ваше решение, черт возьми! Какие там контратаки? Удерживать позиции, прочно закрыть горные дороги — вот задача! Слышите, удерживать! Отбить атаки и лишь после этого наступать на одном из направлений. Действуйте кулаком, а не растопыренными пальцами... Где Жаров? Как отстранен? За что?

Забруцкий путано объяснил суть дела.

— А вы что, не знаете? — загорячился генерал. — Приказы бывают умные и глупые. Если вы отдали умный приказ, почему не обеспечили его выполнения? А если приказ глупый, почему не отменили вовремя?

— Товарищ командующий!.. — взмолился Забруцкий.

— Ладно, объяснимся потом, а пока прикажите выполнять поставленную задачу. Да, да, Жарову, и немедленно! А мне ежечасно докладывайте обстановку.

Полковник медленно опустил трубку и долго не снимал с нее руки. «Сорвалось! — скрипнул он зубами. — Сорвалось!»

Нехотя послал за Жаровым. Забруцкого радовало теперь лишь одно — скоро можно будет избавиться от тревог и забот, так неожиданно свалившихся на него сегодня, и уехать отсюда, где завязывался узел ожесточенной борьбы, исход которой мог в любую минуту обернуться самым трагическим образом.

Прибыл Жаров.

— Вот что, товарищ майор, — тихо, но сердито начал Забруцкий. — На строгость нечего обижаться. Сами вы тоже подчиненным спуску не даете. Беритесь снова за руль и командуйте. Да, да, командуйте, — повторил он, заметив изумление на лице Жарова. — Положение осложнялось. Атаки я приостановил. Ваша задача... — и начал объяснять суть решения. — Одним словом, пока держаться. Командуйте, я поехал.

— Слушаюсь.

— И не будем ссориться, дело — прежде всего.

С минуту они молча глядели друг на друга и расстались холодно. У Жарова непроизвольно вырвался глубокий вздох. Что случилось? Почему отступился Забруцкий? И что, в конце концов, произошло за эти часы? Что бы ни было — все позади. Больно лишь оттого, что кто-то кровью и жизнью расплатился за все случившееся, и это уже непоправимо. У Андрея все кипело внутри против Забруцкого. Но это ли нужно сейчас? Нет, дело прежде всего!..

Командный пункт Жаров выдвинул как можно ближе к атакующим. Все перед глазами. Артиллеристы час за часом бьют по вражеским позициям. Они в тучах дыма и земли, вздымаемой взрывами. Кажется, где там уцелеть живому. А поднимутся цепи — встречный огонь валит их снова и снова. Андрею ясно, обычная атака не удается. Перестроив боевые порядки и ободрив людей, Жаров крепко сжал ударный кулак. Моисеев с трудом успевает подвозить патроны со снарядами, и вьючные кони выбиваются из сил. Требовательность Жарова начальнику тыла кажется непомерной. Но перечить он не смеет. Мобилизованы все тыловики, и они на руках доставляют боеприпасы к передовой. А Жарову все мало.

Орудия, поднятые на высоту тысячи метров, бьют прямой наводкой. Обнаженные по пояс тела артиллеристов в рубцах и ссадинах: пушки в гору они втаскивали на руках.

На зеленой траве много убитых, и с передовой тянется безостановочный поток раненых. Мимо КП санитары пронесли солдата. На искаженном болью лице запекшаяся кровь, в полузакрытых глазах невыносимое страдание. Пронесли молодого бойца с оторванной по локоть рукой. Многие шли сами, без помощи товарищей и санитаров.

Андрея одолевает минутное смятение. Не довольно ли атак? Не попробовать ли в другом месте? Но место выбрано, и лучшее. Откажись от него, и пролитая тут кровь окажется напрасной. Враг опомнится, усилит нажим. Придется новой кровью расплачиваться за твою нерешительность. Нет, стисни зубы, зорче гляди вперед, осуществляй тысячу раз продуманное решение.

Жаров повторил сигнал к атаке. Рота Румянцева движется ползком, готовая вскочить на ноги у самых позиций врага. Хмыров и Самохин прикрывают ее с флангов. Солдаты ползут по чистому склону. Оглядываются то назад, то по сторонам, то осторожно приподымают голову. А иногда с такой силой прижимаются к земле, что кажутся совсем неподвижными. У Жарова душа полна тревог, словно он сам с ними, рядом, впереди, и над ним свистит огневая пурга. Все меньше и меньше расстояние до позиций противника. Шестьдесят метров... сорок... тридцать... сигнал! — и все вскакивают, резкое обрывистое «ура», разрывы гранат, стрельба в упор, свалка во вражеской траншее. Минута — и в ней хозяйничают бойцы Румянцева, скапливается рота Хмырова. Еще рывок — и обе роты на гребне. Сзади их подпирает третья рота. Брешь! Саперы Закирова волокут мины чтобы прочнее закрепить захваченные позиции.

На гребне схватка за схваткой, но по телефону Андрея обрадовал накаленный голос Кострова:

— Сидим прочно.

Оборона противника по главному хребту Карпат, где он держал крупные силы, — всего лишь один из рубежей глубокого предполья. За ним мощный укрепленный рубеж, известный под названием «линия Арпада». Впрочем, склонные к напыщенно-устрашающим наименованиям, венгро-немецкие гитлеровцы называли его и «железными воротами Трансильвании», и «мадьярской подковой», а один из узлов сопротивления на пути полка именовали даже «пастью тигра». Горы здесь круты и скалисты, теснины узки и труднодоступны, проходы опасны. Широкий каменный пояс усилен железобетоном, обвит колючей проволокой, перекопан рвами, огражден надолбами, прикрыт минными полями и мощным огнем. Против полка небольшой участок этого пояса. Обзор великолепный. Шоссейная дорога серебристой змейкой вползает в узкую теснину, зажатую меж двух высоченных гор. На площадке у их подножия — зигзагообразный противотанковый ров. В него стекает горный ручей, и во рву на метр воды. За ними минные поля. Дальше ощетинившиеся надолбы из рельсов и камня. «Зубами тигра» называли их потом пленные. Туповерхие лбы железобетонных дотов и многотонные стальные колпаки.

— Ну и пасть, — разохался начальник штаба. — Головы не суй — отхватит.

— Как, Григорий, — взглянул Жаров на Березина, — отхватит?

— Зубы пообломаем — и пасть не страшна.

Андрей еще раз окинул взглядом вражеские позиции. Как тихо и спокойно сейчас и как загудит все через минуту!

Наконец загрохотала артиллерия. Незримый стальной поток сотрясает землю и воздух. Взблески стремительного пламени обнимают склоны гор. Пыль и дым будто стирают границы земли и неба. А перед самой атакой воздух гудит моторами штурмующей авиации. Андрея невольно хмелит чувство гордости за эту мощь. Под конец артиллерийской подготовки минометчики сделали несколько залпов дымовыми минами. Белесые дымы густо осели на землю и нехотя поползли на склоны гор, в теснину. Огонь врага теперь бесприцелен.