Александр Бартэн - Под брезентовым небом

Спросил и тут же спохватился, что развивать разговор этот дальше, пожалуй, не следует. Какой уж там ажур, если с жизнью не умеешь ладить. Она к тому лишь благоволит, кто отличается благоразумием, гибкостью, А этот. В прошлом, говорят, имел отношение к цирку — не то артистом был, не то режиссером. Затем отошел, стал что-то писать, коллекционировать. Все бы ладно, но ухитрился испортить отношения с местным цирком. Поначалу, еще не разобравшись, с кем она имеет дело, дирекция пригласила коллекционера принять участие в обсуждении одной из текущих программ. Другой бы оценил оказанное внимание. Так нет же. Пришел и наговорил неприятного. Пролог раскритиковал за шаблонность, коверного клоуна за устарелый репертуар, программу в целом за непродуманный подбор номеров. Ясно, с тех пор не стали больше звать. Кому охота себе настроение портить!

Припомнив все это, пряничник прикусил язык. Но коллекционер будто и не заметил неловкую паузу.

— Нет, на жизнь я не жалуюсь, — улыбнулся он.— В высшей степени интересно в нее вглядываться. Кстати, нынче вашу рецензию прочел.

Поняв это как своего рода комплимент, пряничник с подобающей скромностью развел руками:

— Ну что вы, что вы, дорогуша! Есть о чем говорить! Обычная рецензия!

— Вы так считаете? — прищурился коллекционер. И тут же предложил: — Почему бы вам не навестить меня? Я ведь близко живу отсюда!

— Спасибо. Охотно. Как-нибудь в ближайшие дни.

— Но зачем же откладывать?

Пряничник поколебался: «В самом деле, может быть, зайти. Правда, в цирке могут косо поглядеть на такой визит. Но ведь могут и не узнать. Не буду трезвонить!»

Кончилось тем, что позволил себя уговорить. Свернули на боковую улицу и вскоре остановились перед домовым подъездом.

Дом как дом. И лестница обычная. И квартирная дверь. Однако стоило пряничнику шагнуть из прихожей в кабинет, как он не смог удержаться от изумленного возгласа:

— Ого! Да у вас целый музей!

— Музей не музей, — отозвался хозяин, — но кое-какими примечательными материалами располагаю. — И добавил неожиданно: — Теперь и вы у меня!

Последняя фраза на миг озадачила пряничника: «Меня-то к чему приплел? Можно подумать, причислил к своим экспонатам!»

— Оставлю вас ненадолго, — извинился коллекционер. — Живу бобылем, самому приходится хозяйством заниматься. Сварю кофеек покрепче.

— Не трудитесь, дорогуша. Стоит ли беспокоиться!

— Очень даже стоит. Не каждый день такой гость. Оставшись один, пряничник огляделся. Кабинет занимал обширное помещение, но все равно в нем было тесно от многочисленных шкафов и полок: снизу доверху были они заполнены различными изданиями по вопросам циркового искусства. Тут же, в простенках, висели афиши и плакаты — некоторые старинные, пожелтевшие, относящиеся и к прошлому веку, и к началу нынешнего. И еще — на самом видном месте — красовались портреты артистов — тех, что своим мастерством вписали немало славных страниц в историю отечественного цирка.

«Любопытно! — подумал пряничник. — Богатейшая коллекция, а в печати о ней до сих пор ни слова. Что, если материальчик подготовить? Для воскресного номера. Под рубрикой: «В гостях у интересного человека». Или нет. Лучше воздержаться. Отношения с цирком мне дороже!»

Вернулся хозяин с дымящимся кофейником:

— Извините, что принимаю скромно.

Поставил на стол чашки, сахар, печенье. Разлил кофе и сел напротив:

— Вот вы, значит, какой!

Внешне это сказано было приветливо. Но глаза, глаза. Только теперь пряничник обнаружил, какими цепкими и неотступными умеют быть устремленные на него глаза.

— Вот, значит, вы какой!

— То есть? Мы ведь с вами не первый день знакомы.

— Совершенно верно. Встречаться приходилось. Но все как-то второпях, на ходу. Тем приятнее, что наконец имею возможность разглядеть.

— Меня разглядеть?

— Вот именно! Да вы не отвлекайтесь. Пейте, пожалуйста, кофеек. Он у меня ароматный, собственного помола.

Пряничник поднял чашку, сделал глоток, но вкуса не ощутил. Иное почувствовал — еще необъяснимое, но беспокойное. Ему вдруг представился зубоврачебный кабинет. Опустишься в кресло: будто и удобное оно, и врач ведет успокоительный разговор, но ты-то знаешь, что за спиной у тебя он готовит щипцы.

— Право, не пойму, чем персона моя заинтересовала вас, — с возможной легкостью отозвался пряничник: ему хотелось избавиться от нежданно возникшего томящего чувства.

— Не понимаете? Сейчас объясню, — кивнул коллекционер. — Надо вам сказать, что мы, собиратели, народ дотошный. Привыкли во всем до корня добираться. Вот и хотелось бы мне узнать. Рецензии ваши читаю регулярно, но все невдомек — зачем вы их пишете?

— Зачем пишу?

— Именно так. Зачем?

При всей своей элементарности, вопрос этот озадачил пряничника. «Что же это такое? — подумал он. — Наивность несусветная или, напротив, издевка?»

— Простите, но мне кажется, что ваш вопрос. Уж и не знаю, как поделикатнее выразиться.

— Ничего, ничего, вы не стесняйтесь в выражениях, — успокоительно сказал коллекционер. — Всего важнее, чтобы мы поняли друг друга. Потому и позволю себе повторить: зачем, с какой целью пишете свои рецензии?

Зачем, зачем! Пряничник ощутил, как у него по спине, по позвонкам, пробежал противный холодок. «А что, если я имею дело с ненормальным человеком? Возможно, вполне возможно. Встречаются ведь такие: с виду ничем не отличишь от окружающих, а сами в психодиспансере на учете!»

Коллекционер точно догадался об этих мыслях:

— Сознаю, конечно: хозяину не пристало гостю допрос учинять. Если решаюсь на это, то исключительно ради пользы дела!

— Пусть будет по-вашему, — вздохнул отрывисто пряничник. — Коли так, постараюсь объяснить. Редакция поручает мне, и я.

— Постойте, постойте. Она поручает вам писать именно такие, только такие рецензии?

На этот раз пряничнику стало окончательно не по себе. «Не нужно, не нужно было принимать приглашение! — продолжал он лихорадочно думать. — Что же это получается? Завлек, заманил, а теперь. Ловушка форменная, западня!»

— Да, мне поручают именно такие рецензии. Дело в том, что я не чуждый цирку человек. Близко знаком с его искусством, часто посещаю, люблю.

— Как вы сказали? — изумленно перебил коллекционер. — Я не ослышался? Вы сказали, что любите.

— Люблю!

— Какое заблуждение! — не только соболезнующе, но и сокрушенно вздохнул хозяин. — Какая же это любовь — если приносите вред?!

Вот когда все сделалось явным. Пряничник услыхал и переменился в лице. Теперь-то он понял окончательно, что медлить нельзя, что минуты лишней нельзя задерживаться в этих стенах и надо немедленно действовать: вскочить, оскорбиться, хлопнуть дверью.