Василий Ажаев - Далеко от Москвы

«В такой момент он вспомнил, как я ругал его за непочтение и легкомыслие!» — говорил себе с укором Алексей. Вернувшись после трехлетнего пребывания на южном строительстве, он застал Митю уже не подростком, а юношей. Мать пожаловалась: «Курит потихоньку... встретила его на улице с девушкой... А учиться не очень любит. Отец им недоволен... Но добряк он у нас и ласковый, как теленок. Выкинет какой-нибудь номерок, потом приласкается — мы с отцом враз и размякнем. Поговори с ним, Алеша, повлияй на него...»

Вечером братья пошли гулять. Митя с радостью принял предложение «проветриться». Быстрый в движениях, веселый, он все подмечал и на всё отзывался, острил по любому поводу, внимательно разглядывал проходящих мимо девушек.

— Ты понимаешь, что родители тобой недовольны? — строго спрашивал Алексей.

— Понимаю. И дома, и в школе меня постоянно попрекают тобой: «Ваш брат был лучшим учеником» или «Алешенька и сейчас еще не курит». Угораздило же меня родиться после тебя! — отвечал Митя.

— Разве трудно хорошо учиться, имея для этого нормальные условия? Разве трудно не огорчать таких стариков, как наши?

— Не трудно. Не выходит, Алеша. Меня хватает на неделю, не больше. Потом опять что-нибудь прорывается...

Он признавался в этом с такой сердечностью, что Алексей с трудом подавил ответно возникшую в нем теплоту. Надо было довести до конца строгий разговор.

— Выходит, ты и в руки себя взять не можешь. Так бывает с закоренелыми пьяницами, у которых ослаблена воля: понимают, что нельзя пить, а пьют.

Митя огляделся; заметив, что поблизости никого нет, порывисто обнял брата и поцеловал в щеку.

— Не сердись, Алешка. Я без памяти рад, что ты приехал. Тебя так нехватало в доме!

— Теленок! — проворчал растроганный в душе Алексей и, отводя в стороны руки брата, сказал поучающе: — Мужчина должен быть сдержанней и тверже.

— Кто знает, каким должен быть мужчина! Ты считаешь, что ты правильный мужчина, Алеша? — младший брат смотрел на Алексея с улыбкой.

— Отвечай, что ты намерен дальше делать, лоботряс! Школа у тебя уже позади.

— В армию пойду, — Митя ответил серьезно, без улыбки. — Все говорят: война скоро будет, Алеша. Надо учиться воевать. А до армии хочется годик погулять. Не огорчайся, если иногда будут жаловаться на меня. Ведь ничего особенного я себе не позволяю.

— Вот и пожалеешь теперь сто раз, что не был к тебе подобрее, поласковее, — шептал Алексей, шагая по заметенному снегом скалистому берегу Джагдинского пролива на острове Тайсин. Непривычно суровое и повзрослевшее лицо брата, бледное от потери крови, как бы плыло перед ним в темноте.

В середине февраля Карпов, вернувшись с охоты, преподнес Тане пучок голых сухих веточек багульника.

— Это, милая, задаток под весенний букет. Поставь в воду.

Алексей посмеялся над ним:

— Зачем этот веник в воду? Пригодится пол подметать. Весну, Иван Лукич, ты не поминай, ее здесь не бывает. — И он запел популярную на участке песенку:

— Кончилась твоя зима, паря. Крышка ей. Торопитесь с вашими делами на льду. Весна, считай, уже настала.

— Чудак ты, рыбак! — возражал Алексей и тащил его на улицу. — Видишь? Снег кругом и минус сорок градусов. Весной и не пахнет.

— Пахнет, паря. Ой, пахнет! Нос у тебя заложило, не чуешь. У нас весна приходит исподволь, осторожно. Не сразу она вступает в драку с зимой.

Ковшов не замечал того, что ясно видел коренной житель Адуна: весеннее обновление природы уже началось. Быстро исчезал снежный покров. Снег не таял (было холодно), а испарялся. Дороги потемнели. На больших сугробах возле построек появилась серая твердая корка. Выпал день с первой, чистой, как слеза, капелью, с крыш свесились сосульки...

— Смотри, Алексей Николаевич, это — весна, — показывал на них Карпов.

Но на другой день пошел снег. Он сыпался долго, тяжелой, сухой крупкой, и накрыл землю толстым белым пластом. Усилился ветер с севера — резкий, жгучий, леденящий лицо.

— Где твоя весна, Иван Лукич? — спрашивал Алексей.

В эти пуржистые дни подаренный Карповым пучок багульника незаметно расцвел. Утром Таня кинула нечаянный взгляд на окно и восхищенно вскрикнула: недавно еще безжизненные сухие веточки светились светло-сиреневым пламенем нежных цветов.

Инженеры полюбовались на них, но Беридзе тут же вспомнил, что они предвещают весну, нахмурился и заторопился. Еще не кончились работы по укладке трубопровода со льда пролива, еще много грузов не было перевезено на остров.

Настал момент спуска последней секции (она должна была лечь в самом глубоком фарватерном месте пролива и соединить уже уложенные с обоих берегов части нефтепровода). Двумя стыками Умара приварил эту последнюю секцию, с помощью тракторов трубу стянули в майну, водолазы, пользуясь гидромониторами, плотно уложили ее на дно — и двенадцатикилометровый переход через пролив стал единым целым.

Строители имели право торжествовать победу: они уложили переход на двадцать дней раньше срока, в небывало трудных зимних условиях и методами, еще не известными в технике. От имени коллектива двух участков — материкового и островного — Беридзе послал в управление телеграмму-рапорт, в которой сообщал о выполнении задания и перечислял, сколько рабочей силы, машино-часов и горючего удалось сберечь при этом. Расчет показывал: взрывной метод рытья траншей и укладка трубопровода со льда обошлись в несколько раз дешевле, чем стоил бы переход, построенный по старому проекту.

«Не успокаиваясь на достижении, — заканчивался рапорт традиционными для советских людей словами, — коллектив с утроенной энергией берется за быстрейшее окончание второй нитки перехода и за подготовку к весне».

Краткий, деловой документ, где цифр было больше, чем слов, прошумел по строительству, как песня, и в ответ посыпались поздравления. «Ваш успех — это лучший подарок нашей славной Красной Армии в день ее годовщины», — писали в телеграмме из Рубежанска Дудин и Писарев. Поздравления прислали нефтяники из Кончелана, рабочие заводов Новинска, колхозники разных селений Адуна.

Строители не помнили, когда у них в последний раз был выходной день. И теперь, даже ради такого праздничного события, они не имели времени на передышку. Ознаменовав его коротким собранием и небольшой порцией вина к ужину, строители принялись укладывать вторую линию нефтепровода через пролив.

По проекту это следовало сделать значительно позднее, уже после пуска нефтепровода. Однако, убедившись в правильности технических решений и проверив силы коллектива, Беридзе еще две недели назад обратился к Батманову с предложением: не переносить постройку второй нитки перехода на дальнейшее, полностью покончить с ней до весны. Предложение было столь же заманчивым, сколь и рискованным. Оставалось не так уж много дней до конца зимы, приближалось время передвижки льдов на проливе.