Василий Ажаев - Далеко от Москвы

Уже на материке, неподалеку от Нижней Сазанки, где рыбаки, односельчане Карпова, торжественно встречали строителей, внезапно разорвался стык! Нефть хлынула в брешь, выбросила из траншеи слой грунта и взлетела выше тайги, облила, забрызгала желтые деревья, сухую траву, яркие осенние цветы. Машина, в которой ехал Умара Магомет, оказалась ближе остальных к месту аварии. Сварщик выпрыгнул из кабины и побежал туда, где из земли бил нефтяной фонтан.

— Нефть! Нефть! Смотрите, нефть! — радостно восклицал Умара, зачерпывая в горсть маслянистую жидкость и жадно ее нюхая.

На сварщика налетел рассерженный Беридзе: тут авария, а он, чудак, танцует. Но Умара протягивал главному инженеру выпачканные нефтью руки и продолжал кричать:

— Нефть! Нефть!

Беридзе взглянул на него внимательнее и ничего больше не сказал.

— Иван Лукич! Немедленно поезжай на блок-пост! — распоряжался тем временем Ковшов. — Пусть звонят на Чонгр, чтобы остановили насосы. Как только остановят — перекрывайте задвижками поврежденное место.

Спустя четыре часа нефть снова пошла, и машины двинулись дальше.

— Что ты развеселился, паря? — спросил Карпов Умару. — Нефти сколько потеряли, а ты ликуешь.

— Нефть пропал пустяк, а радости много, — ответил Умара. — Я вижу: нефть до твоей деревни добежал, значит и в Новинске скоро будет...

Нефть пришла в Новинск на восьмой день, четвертого ноября. Весь город вышел к Адуну встречать ее. Многотысячная толпа собралась возле нефтеперегонного завода. Всем хотелось стать поближе к цистерне, в которую включили рукав нефтепровода.

— Кому прикажете поручить принять нефть? — спросил Батманов Писарева и Дудина, стоявших у цистерны.

Писарев оглядел сгрудившихся вокруг людей.

— Нефть принять вам, Умаре Магомету, Зятькову, Карпову, Татьяне Васильченко, Терехову и Капицину, рабочему нефтеперегонного завода.

В эту минуту в широком отверстии рукава показалась нефть. Она выплеснулась тонкой желтой струей, а потом хлынула черным столбом, переливаясь радужными бликами. Над Адуном загрохотали аплодисменты.

Зятьков отделился от толпы, снял фуражку и со склянкой в руках приблизился к цистерне. Трясущейся рукой он подставил ее под струю нефти. Склянка наполнилась. Зятьков обтер ее фуражкой, поцеловал и подал Писареву.

— Наш подарок товарищу Сталину. Просим отправить самолетом.

— Сами повезете, товарищ Зятьков. Вместе с товарищем Умарой и товарищем Батмановым вручите этот замечательный подарок вождю, — ответил Писарев.

Опять загрохотали аплодисменты, каких еще не приходилось слышать Адуну и старухе-тайге.

А нефть продолжала низвергаться в цистерну; теперь ее уже нельзя было остановить. Целое море нефти сверкало и переливалось перед глазами строителей и жителей Новинска. И вот уже рабочие приготовились переключать черный поток в другую цистерну...

Беридзе замолчал и обвел всех взглядом. Зятьков утирал глаза, не тая слезы. Все были взволнованы. За стенами барака продолжал выть и грохотать буран. Умара Магомет легко спрыгнул с верхних нар, подбежал к Беридзе и схватил его за руку:

— Молодец, правильно все сказал. Так будет!..

Алексей укладывал вещи в небольшой чемоданчик, когда к нему пришел Либерман.

— Мне поручено снарядить тебя в дорогу, — деловито заявил он. — Я сосчитал, что полагается тебе выдать по нормам, но меня высмеяли: получилось жидковато.

— На большее я не имею права и не претендую!

— Маменька родная, дай мне договорить! Батманов, Залкинд и Беридзе уступили тебе свои месячные продовольственные пайки. Я их присоединил к твоему, и в сумме составилось порядочно. Ты летишь, и посему я отовариваю все в консервированном виде. Не возражаешь? Даю тебе сало, сгущенное молоко, консервы, копчености. Маменька родная, мне, ничего для тебя не жалко, ты хороший парень! Да и не каждый день от нас ездят в Москву с докладами.

— Вот что... Мне ничего не надо, кроме продуктов на дорогу, — сказал Алексей, растроганный заботой товарищей. — Три-четыре дня, и я в Москве. А пайки Батманова, Залкинда и Беридзе верни им назад. Благодарен от души, но обойдусь...

Либерман посмотрел на него с сожалением:

— Подумайте, какой самоотверженный товарищ! Отец с матерью у тебя есть? Ты подумал, какую зиму они пережили? Слышал я, что и жена у тебя имеется. Приедешь к ним с пустыми руками, станешь объедать их? Нет уж, не позволим компрометировать нашу славную организацию. Для жены даю подарок: довоенного образца роскошный шоколадный набор! У меня есть на складе несколько пар хороших туфель, но ты, конечно, не знаешь номера ее обуви. Ведь не знаешь?

— Не знаю! — засмеялся Алексей.

И его пронзило вдруг ощущение радости: скоро, совсем скоро он увидит Зину, будет говорить с ней, целовать ее!

— Ты в таком возрасте, когда смотрят на лица женщин и совершенно напрасно не обращают внимания на их ноги, — бубнил Либерман.

Пока он разглагольствовал, а Ковшов, не слушая его, укладывался, продавец из магазина принес продукты и подарки.

— Куда столько! Это же грабеж средь бела дня! — ужаснулся Алексей.

— Маменька родная, какой тяжелый человек! — поморщился Либерман и решительно оттеснил Алексея от его чемодана.

Он был доволен, что Ковшова вызвали к начальнику строительства.

— Иди, иди, не оглядывайся, — выпроваживал он его. — Я ведь в прошлом был и коммивояжером, приобрел кое-какой опыт по чемоданным делам.

Батманов встретил Алексея приветливо, усадил на диван и сел рядом с ним.

— Не тушуйся перед москвичами, — заботливо наставлял он, положив руку на плечо инженера. — Но и не заносись. Будь самим собой, не приукрашивай, наша правда хороша и в натуральном виде. Думай не о себе, а о строительстве: нельзя дать его в обиду, нельзя позволить умалить его труды, если часом будут попытки такого рода. При нападении защищайся, однако не петушись без толку. Прояви, словом, подлинное достоинство, как и подобает представителю достойного коллектива. Проси то, в чем нуждаемся, но скромно, без глупой жадности. Что смогут — сами дадут, торговаться не будут. В Рубежанске сделаешь остановку на день: Дудин и Писарев хотят тебя видеть. Вероятно, что-нибудь посоветуют.

Батманов не мог скрыть своего беспокойства и необычного для него волнения. Алексей, жадно слушавший его, не мог понять, вызвано ли это опасениями за него или начальник строительства расстроен чем-то.

— Наверняка придется делать доклад в главке — это они здорово обычно обставляют! Аудитория солидная и большая. Хорошенько подготовься. Главное, не плавай, как мореход. Будь краток, точен, тверд. Не усложняй, но и не упрощай. Просто расскажи о сложности нашего дела. Высоких нот не бери — сорвешь голос. — Василий Максимович засмеялся. — Меня в молодости один старший товарищ так наставлял, когда я готовился к первому серьезному докладу: «Не залезай, Вася, высоко, а то при всей публике стыдно будет сползать на брюхе».