Василий Ажаев - Далеко от Москвы

— Разумеется. Одно лекарство вы отпустили уж слишком скупо, — улыбнулся Георгий Давыдович. — Не мешало бы добавить для внутреннего употребления.

— Все смеетесь! — с упреком сказала Ольга. — А я очень беспокоюсь за вас. Алексей-то спортсмен, ему не привыкать. — Она, любуясь, оглядела плечистого, стройного даже в ватной одежде Ковшова. — Десять дней на лыжах — не шутка. Не переоцениваете ли свои силы?

— Будьте покойны, мой доктор в бархатном халате, — путешествие пойдет мне на пользу, — не без досады ответил Беридзе. — Когда вернемся, узнаете у Алексея — отставал я от него в пути или нет.

— Вы хотели письмо передать для Рогова? — напомнил Ковшов.

Ольга смутилась:

— Не написала. Только рецепты умею писать. Передайте ему на словах... теперь, когда его нет, я частенько о нем вспоминаю. Буду рада видеть. Только пусть не поймет так, будто я зову его. Чего доброго примчится! — Она засмеялась, должно быть, наглядно представив себе стремительное появление Рогова.

— Все? — спросил Алексей. Она согласно кивнула головой.

— Оля! Оленька! — закричала из кухни Серафима. — Совсем ведь я забыла: тут у меня узелок приготовлен для Тани — пирожки и пельмени. Пусть Алексей Николаевич захватит.

Ковшову пришлось развязывать мешок, чтобы уложить гостинец.

— Взять можно, только не поручусь, что Татьяна получит это от меня, — шутил он, вскидывая мешок за спину.

Проводив инженеров, Ольга постояла у порога, словно выжидая, не возвратятся ли они. Сразу сделалось тоскливо и тревожно. Присутствие в доме всегда бодрого и жизнерадостного Беридзе вносило успокоение. Алексей стал другом, доверенным и надежным; с ним было легко и просто. Теперь дом осиротел...

Взгляд Ольги упал на принесенный Хмарой чемодан. С того страшного для нее дня она не притрагивалась к нему, хоть он все время был на виду и тревожил ее. Со стесненным сердцем, сложным чувством недоверия, волнения и почти физической боли, Ольга открыла чемодан. Несомненно, это были вещи Константина: его костюм, изрядно помятый, белье, купленное ею еще в Рубежанске, его бритвенный прибор, мохнатые полотенца и в самом низу — несколько толстых тетрадей, заполненных крупным небрежным почерком. Все пропиталось запахом его табака.

Ольга сидела на полу, закрыв глаза, бледная, с безвольно опущенными руками, среди разложенных повсюду вещей. Неодушевленные, они на разные голоса говорили ей о человеке, которого она любила, с которым прожила несколько лет. По ее просьбе Залкинд и Ковшов навели справки и получили официальное подтверждение: действительно, врач Константин Андреевич Родионов в тяжелом состоянии был снят с поезда, умер и похоронен в Тайшете.

Теперь она осуждала себя за недоброе отношение к мужу. Подобно многим, он не лишен был недостатков, но какое же она имела право так быстро и легко отдалиться от него? В те минуты, когда он нуждался в поддержке, когда нужно было спокойно, не горячась, направить Константина, научить, — она просто-напросто оттолкнула, выгнала его. И даже, когда хорошее взяло верх в нем и он с открытой душой пошел на фронт — она ему не поверила, обвинила в обмане!

Ольга перелистывала тетради, не видя написанного, строчки сливались в сплошные фиолетовые пятна. Ей было стыдно, что она в эти дни могла думать о Рогове и не постеснялась сказать об этом посторонним людям. В безотчетном порыве она поднялась с полу и с тетрадками в руках побежала к двери: догнать Алексея и предупредить — пусть он ничего не говорит о ней Рогову, ни слова! Все это вздор, легкомыслие, кощунство по отношению к умершему.

...Ковшов и Беридзе полулежали рядом на охапке сена в кузове грузовика, быстро мчавшегося по Адуну. Ледяной ветер свистел над ними. До ближнего участка у нанайского селения Нампи они решили доехать и уже оттуда двинуться на лыжах. Возле них, спиной к ветру, сидел Залкинд. Он ехал на нефтеперегонный завод, неподалеку от Нампи, и ради компании перебрался в их машину. У парторга было отличное настроение, он рассказывал о приятных новостях: завтра пуск Новинского автосборочного завода; сын Ленька вернулся из плавания и дал телеграмму, что приедет на побывку.

— Я повторю вам то, что вчера сказал Батманов! — кричал Залкинд, наклоняясь к инженерам. — Не разбрасывайтесь! Вам встретятся тысячи дел на каждом участке. Смотрите, не завязните в них, не отвлекайтесь от главной цели — окончательно решить все вопросы проекта.

Они сошли с машины возле нефтеперегонного завода, раскинувшегося по берегу Адуна на огромной площади. Неподалеку темнела стена затаенно-тихой тайги.

— Странное соседство — эта глухомань и завод, последнее слово техники двадцатого века! — сказал Залкинд. — Необычно, Алексей, правда?

Миновав корпуса завода, инженеры с лыжами на плечах и парторг вышли к ровному полю. В шахматном порядке здесь стояли десятки громадных выбеленных цистерн.

— Порожние, наверное, — угрюмо кивнул в их сторону Беридзе.

— Да, пустые, — подтвердил Залкинд. — Нефть, подвезенная заводу в навигацию, уже переработана в бензин и сразу ушла на фронт. Сейчас цехи работают на голодном пайке. То, что привозят по железной дороге за тысячи километров, немедленно сливают в аппараты. — Михаил Борисович говорил спокойно, однако в голосе его угадывалась горечь. Указывая пальцем вдаль, он добавил: — А на острове сейчас скопилось море нефти, выкачанной из недр. Море нефти, которая останется бесполезной до весны!..

— Сердце ноет, как вспомнишь, что эту нефть ждут сейчас моторы танков и самолетов! — сказал Алексей.

— Сейчас меня начнут допрашивать на заводе: когда в пустые цистерны хлынет, наконец, нефть из вашего трубопровода? Что мне ответить, товарищи инженеры? — шутливо спросил Залкинд.

— Ответьте, что и мы хотим это видеть. Ни о чем другом не мечтаем, — серьезно посмотрел на парторга Беридзе.

Бескрайний купол неба затянут был ровной белесой пеленой. Солнце стояло в нем тусклым матовым пятном с неяркой радужной каймой. Все было одинакового цвета и на небе, и на земле. Только река выделялась вдавленным в землю желобом, протянутым в мутную бесконечность. В эту сторону смотрели сейчас инженеры и парторг.

— День солнечный будет, вам на руку, — сказал Михаил Борисович. Они постояли минуту молча. — Ну, а теперь ступайте, товарищи инженеры, на все четыре стороны, — усмехнулся Залкинд и тихонько подтолкнул Ковшова в спину.

Это как бы послужило сигналом. Алексей взмахнул руками и, чуть пригнувшись, заскользил с некрутого спуска к реке. Беридзе кивнул Залкинду и двинулся следом.

— Самой полной удачи! Быстрее возвращайтесь, друзья дорогие! — крикнул парторг, когда они, коснувшись льда реки, одновременно повернулись к нему.